Новые рубежи обмирщения

Как сообщает официальный сайт Московской Патриархии, «в год 140-летия со дня кончины и 200-летия со дня рождения Федора Михайловича Достоевского в Издательском доме “Познание” вышла новая книга председателя Отдела внешних церковных связей митрополита Волоколамского Илариона «Евангелие Достоевского»». Но начать разговор об этой книжной новинке хочется с предыдущей работы этого же автора, а именно, с увидевшей свет в феврале 2019 года в том же Издательском доме в серии «Жизнь замечательный людей» книги под названием «Иисус Христос».

Чем это плохо? А то, что это не есть хорошо, как-то сразу ощущается от одного только контекста, в котором Второе Лицо Всесвятой Троицы оказалось… И плохо здесь то, что такой поход, или такая христология, характерна для нового гностицизма, где Иисус Христос неизменно выступает одним из Учителей Человечества, Мировых Гуру, духовных предводителей человеческого рода на различных этапах его развития.

«Этика у нас есть, и достаточно ясная для всех, кто бы захотел ей следовать. Это суть или сливки мировой этики, собранные из учений всех великих реформаторов мира. Потому вы обнаружите в ней идеи Конфуция и Зороастра, Лао-цзы и Бхагавад-гиты, заповеди Гаутамы Будды и Иисуса из Назарета, Гиллеля и его школы, равно как и Пифагора, Сократа, Платона и их школ» (Блаватская Е. Ключ к теософии. Гл.III. Цит. по изд.: «АСТ», 2004).

«Очищение религий предполагает новое, непосредственное отношение к миру духовному. Христос, Будда и ближайшие помощники не пользовались магическими формулами, но действовали и творили в полном слиянии с духом» (Рерих Е. Озарение. Ч.2 / Агни-йога. 2.2.3.7. Цит. по изд.: Агни-Йога. Учение Живой Этики в 2-х томах. М., изд. «Эксмо», 2002.).

Не менее свойственна такая христология и религиозному гуманизму Нового времени как более умеренной форме этого же неогностицизма. Суть здесь та же самая, что в теософском учении о Христе, а именно, уклон в сторону человеческой природы Богочеловека. Оккультный «Иисус Христос» – это, прежде всего, Великий Человек, «творящий в полном слиянии со [своим собственным, природным] духом» и только в силу этого «слияния» со своим «истинным Я» – Бог. То есть, гностический «мессия» это не столько «Бог вочеловечившийся», сколько обожествившийся Человек, выдающая историческая Личность, сумевшая полностью реализовать божественную потенцию своего духа как общего атрибута человеческой природы. «Богочеловек» здесь – это актуализировавшийся нравственный «идеал человека».

«Вот как я говорю: Гомер (баснословный человек, может быть как Христос, воплощенный Богом и к нам посланный) может быть параллелью только Христу, а не Гете. Вникни в него брат, пойми “Илиаду”, прочти ее хорошенько (ты ведь не читал ее? признайся). Ведь в “Илиаде” Гомер дал всему древнему миру организацию и духовной и земной жизни, совершенно в такой же силе, как Христос новому» (Достоевский Ф.М. – Достоевскому М.М. 1.01.1840 / Д.,XXVII(1), 69).

«…не весь человек [умирает, но] как физически рождающий сына передает ему часть своей личности, так и нравственно оставляет часть свою людям (NB: Пожелание вечной памяти на панихидах замечательно), то есть входит частью своей прежней, жившей на земле личности, в будущее развитие человечества. Мы наглядно видим, что память великих развивателей человека, живет между людьми (равно как и злодеев развитие), и даже для человека величайшее счастье походить на них. Значит, часть этих натур входит и плотью и одушевленно в других людей. Христос весь вошел в человечество, и человек стремится преобразиться в я Христа как в свой идеал» (Достоевский Ф. Записная книжка 1863-1864 гг. / Д.,XX, 174).

Основная установка сакрализированного гуманизма – это поиск «всечеловеческого счастья», «всемирной гармонии», «царства божия» на путях, подчеркнуто альтернативных церковным, оппозиционных духовному опыту исторического Христианства, канонической Церкви.

«Зная заветы Иисуса, он [Ориген] болел, видя непонимание толпы. Зная таинства древних мистерий, он болел, видя непонимание единства источника. Зная простоту Учения Иисуса, он болел, видя создание церквей» (Рерих Е. Озарение. Ч.2 / Агни-йога. 2.2.10.7).

Что со всей однозначностью характеризуют подспудный демонический дух этого «благородного» святотатства, титанического антиклерикализма, или то, что в терминах Священного Предания называется «бесовской прелестью». То есть, природа этого явления –  особого рода духовная экзальтация, в которую вводят ум человека незримые инфернальные сущности, неизменно сопутствующие падшему роду человеческому со времени грехопадения.

«Мне хотелось слиться с Существом Всеобъемлющим. Я просил Его простить преступления мои; но нет, я не просил этого, ибо я чувствовал, что ежели Оно дало мне эту блаженную минуту, то Оно простило меня… Чувство страха совершенно исчезло… чувство, которое я испытал вчера, – это любовь к Богу. Любовь, соединяющую в себе все хорошее, отрицающую все дурное» (Толстой Л. Избранные дневники 1847-1894 / Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. в 90 т. Москва, ГИХЛ, 1952. Т. 21. С.10).

Аналогичный духовный опыт «слития с всеобъемлющим существом» на основании одной лишь силы переживаемых «чувств» поголовно переживала тогда вся творческая интеллигенция, причем каждый думал, что это происходит только с ним одним как «в общем-то лучшим из людей» (как сказал о себе Ж.Руссо, медальон с портером которого юный Толстой носил вместо креста), за что «Всеобъемлющее Существо» и питало к нему ответные и столь же сильные «чувства», избирая его своим «медиумом», «пророком», или даже «аватаром».

«”Какое до того дело, что это напряжение ненормальное, если самый результат, если минута ощущения, припоминаемая и рассматриваемая уже в здоровом состоянии, оказывается в высшей степени гармонией, красотой, дает неслыханное и негаданное дотоле чувство полноты, меры, примирения и восторженного молитвенного слития с самым высшим синтезом жизни?” Эти туманные выражения казались ему самому очень понятными, хотя еще слишком слабыми. В том же, что это действительно “красота и молитва”, что это действительно “высший синтез жизни”, в этом он сомневаться не мог, да и сомнений не мог допустить. <…> “Да, за этот момент можно отдать всю жизнь!”, — то, конечно, этот момент сам по себе и стоил всей жизни» (Достоевский Ф. Идиот. Ч.2, гл.V / Д.,VIII,188).

В таком «богочеловеческом» состоянии человек начинает духовно услаждаться идеей «уничтожить все зло в людях и дать им великое благо», то есть, приобретает ложное самосознание, поскольку, в первую очередь, рефлексирует самого себя как способного «отринуть всё дурное» и «соединить все хорошее», вместо того, чтобы увидеть собственное зло, или грех. Именно эта «духовная прелесть» и является основанием самой концепции «жития замечательных людей», потому что их «замечательность», прежде всего, и измеряется способностью «уничтожить все зло в людях и дать им великое благо». То есть, априори предполагается, что такая способность является природным свойством человека, поэтому проявить ее оказываются способны люди различных эпох, культур и религий.

С богословской точки зрения, это означает идеологию самоспасения, поступательного исправления человечеством самого себя посредством «нравственного самосовершенствования», что, по сути, является обратной Христианству религией, или лжерелигией, в чем и заключается сущность всякого гностицизма. «Человеколюбче Господи, <…> возми мое тяжкое бремя грехов, грех вземляй мира, и немощи человеческия исцеляяй, труждающияся и обремененныя к Себе призываяй и упокоеваяй, не пришедый призвати праведныя, но грешныя на покаяние» (Молитва св. Василия Великого / Православный молитвослов. Последование ко Святому Причащению. Молитва 1-я). Новая же религия – это именно религия праведников, но не грешников; это «вера» фарисеев гуманизма, близко стоящих к «нравственному идеалу», непрестанно на него медитирующих и рефлексирующих себя в таком качестве.

Поэтому сам выход книги с таким названием (несмотря на все благословения и грифы Московской Патриархии) в серии «Жизнь замечательных людей» есть уже несомненный шаг по направлению к этому квазирелигиозному гуманизму. То есть, вместо того, чтобы обличать классиков отечественной культуры за их лжехристианство гностического типа, Русская Церковь в лице своих официальных представителей меняет политику духовной борьбы с этой страшнейшей духовной эпидемией на политику приспособления к ней, пытаясь адаптировать эту очевидную ересь (называя вещи своими именами) к целям миссии. Мотив тут такой: постоянный читателей этой серии, ради полноты коллекции, приобретет книгу и об этом Замечательном Человеке в числе прочих – и, глядишь, заинтересуется Христианством, придет в Церковь, куда его (тонкой агитацией между срок) завлекает духовное лицедейство автора… Иными словами, такой популярной формой «подачи материала» официальный представитель Церкви намеревается повысить «читабельность» своего «блога», увеличить его «кликабельность» (общую привлекательность для потенциального потребителя) среди других информационных продуктов такого рода. Про строгие догматы и каноны, про суровые законы духовной жизни христианина читать захочет ничтожный процент из общего числа людей еще читающих книги. А вот рубрикой про «замечательных людей», или, как теперь говорят, «из жизни звезд», глядишь, и удастся кого-то привлечь.

«…то, что Иисус Христос был Богом, не мешало Ему быть абсолютно полноценным человеком, причем человеком интересным, ярким, к Которому можно во всех смыслах применить прилагательное “замечательный”» (В МИА «Россия сегодня» прошла презентация книги митрополита Волоколамского Илариона «Иисус Христос»).

Между тем еще какое-то столетие назад (а это небольшой срок в масштабе истории Церкви) Русская Церковь придерживалась противоположной стратегии в этом вопросе. В качестве примера можно вспомнить отлучение Льва Толстого во многом как раз за его апокрифическое «Евангелие» как яркий образец лжехристианской литературы такого рода, выходившей в ту эпоху развитого декаданса «духовного ренессанса» с регулярностью периодического издания.

Ранее борьбу с новым гностицизмом вел будущий святитель Пензенский и Саратовский Иннокентий (Смирнов), будучи ректором Санкт-Петербургской Духовной академии и руководителем Цензурного комитета. «Мистические увлечения проповедями католических патеров Линдля и Госнера самого князя Голицына [Обер-прокурора Священного Синода] доводили до сильной экзальтации. Он сам совершал квакерские моления в ожидании осенений Святым Духом. <…> В 1812 году в России открылось Библейское общество. Президентом общества был избран А.Н. Голицын. Деятельность Общества, направленная к изначально благим целям распространения слова Божия и перевода Священного Писания, оказалась полностью в русле мистицизма. “Слез не достанет у всякого любомудрого и доброго человека, — восклицает архимандрит Иннокентий характеризуя новомодные мистические учения,— оплакивать раны, кои сия нечестивая и совершенно бесова философия может сделать в умах и сердцах, есть ли токмо будет чтома и преподаваема в школах…”» (Игумен Дамиан (Залетов). Газета  «Православная вера». 2005 г №8 (285). При этом одна из рукописей, запрещенных святителем Иннокентием, называлась как раз «Изъяснение на Евангелие».  

Аналогичный запрет духовной цензуры позже последовал на другое «изъяснение Евангелие» – отдельного издания учения Зосимы, с которым Достоевский связывал большие надежды на «духовное возрождение России», популяризацию «истинного христианства» (то есть, своего почвенничества) в российском обществе. Те же самые надежды, по сути, питают и идеологи новой миссии, которые вдохновляют их на написание подобных книг, в частности, таких как книга митр. Илариона «Иисус Христос» в серии «Жизнь замечательных людей».

И вот лучшим подтверждением того, что дело обстоит именно так и никак иначе, является новая книга того же автора, изданная в том же Издательском доме с символическим в данном случае (гностическим) названием «Познание». В своей книге «Евангелие Достоевского» митр. Иларион оценивает духовное творчество писателя как «пророческое» и даже «апостольское» служение. Что полностью соответствует концепции религиозного гуманизма, которая оказывается общей для двух последних книг этого автора. Если Христос – это самый Замечательный из всех замечательных людей, то, конечно же, и Достоевский – самый «равноапостольный» среди других великих русских писателей.

«Евангелие — один из ключей, при помощи которых открывается миросозерцание Достоевского. А его сочинения, в свою очередь, могут для кого-то стать ключом к открытию Евангелия. Название книги имеет двойной смысл. Речь в ней пойдет не только о том Евангелии, которое всю жизнь читал Достоевский, но и о том, которое он писал. Ибо его творчество было „благой вестью“ для русского народа — пророческой и апостольской вестью о спасении через Христа. Евангелие Достоевский воспринимал очень лично, через призму своего собственного опыта. И промыслом Божиим ему суждено было стать пророком, возвещающим евангельские истины и в XX, и в XXI веке» («Вышла в свет книга «Евангелие Достоевского» митрополита Волоколамского Илариона»).

Прежде таким «ключом», которым можно было «открыть Евангелие», то есть единственно правильно его истолковать, было Священное Предание как действие Того же Самого Духа, Которым вдохновлено Священное Писание, написано Евангелие. Наделение такой способностью светского автора (то есть человек неизжитых греховных страстей) есть еще одна наглядная иллюстрация того, насколько  далеко «новая ортодоксия» зашла в гностицизм.

«Речь Иисуса Христа была очень яркой, очень афористичной, она была поэтична и запоминалась, как стихи. Так что не было бы ничего удивительного в том, что ученики Иисуса Христа, даже если бы писали многие десятилетия спустя после смерти и воскресения Христа, воспроизвели то, что Он говорил, слово в слово. Так и произошло» (В МИА «Россия сегодня» прошла презентация книги митрополита Волоколамского Илариона «Иисус Христос»).

Между тем, согласно традиционному учению Церкви, Евангелия, как и все остальные книги Священного Писания, являются книгами боговдохновенными. То есть, это продукт не воспоминания и записывания ранее слышанного, но – непосредственно внушаемого Святым Духом или повторяемого (если это Откровение, которое Сын Божий уже сделал в прошлом). «Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам всё, что Я говорил вам» (Ин 14:26). «Посему и мы непрестанно благодарим Бога, что, приняв от нас слышанное слово Божие, вы приняли не [как] слово человеческое, но [как] слово Божие, — каково оно есть по истине, — которое и действует в вас, верующих» (1Фес 2:13). А у митр. Илариона, получается, что легкость запоминания было достоинством человеческой речи Спасителя, Который таким образом заранее заботился о том, чтобы Его ученики не забыли сказанное Им. Поэтому и между «поэтической» и «афористической» речью Христа у него не оказывается принципиальной разницы с «пророческой» речью Достоевского, который как другой «яркий» представитель «замечательного человечества» смог написать свое «евангелие».

«...митрополит Волоколамский Иларион рассказал о предыстории создания этого труда, о том, почему книга об Иисусе Христе вышла в серии “Жизнь замечательных людей”, а также почему Его личность до сих пор оказывает такое сильное воздействие на миллионы и даже на миллиарды людей...» (В МИА «Россия сегодня» прошла презентация книги митрополита Волоколамского Илариона «Иисус Христос»).

Здесь то же самое (что и в толковании механизма воздействия речи Христа на  людей). На самом деле (или как «верили все, всегда и везде» в Церкви), это воздействие не потому такое сильное и такое масштабное, что яркость «человеческой личности» Христа была столь интенсивной, что продолжает  действовать и после смерти, преодолевая все географические и временные расстояния. «Секрет» этой Личности заключается в том, что это Лицо Троицы, Которая воздействует на человеческие личности Своею благодатью, то есть сверхъестественно, здесь и сейчас, а не только посредством человеческого рассказа о Нем или Его изображения. Автор же книги пытается объяснить воздействие личности Христа на миллионы именно только естественными особенностями этого человеческого Субъекта. Что, опять-таки, ставит его книгу о Христе в один ряд скорее с книгами Э. Ренана («Жизнь Иисуса» (1863 г.), Д.Штрауса («Жизнь Иисуса» (1835 г.)) и т.п., чем с церковными авторами. Трудно поверить, чтобы Его Высокопреосвященство и правду придерживался такой христологии. Но даже если он говорит так (этим объясняет «магию личности» Христа) только приспособительно к сознанию своей светской аудитории (читателей серии «Жизнь замечательных людей»), это весьма плохо, потому что даже в миссионерских целях не стоит так искажать свою веру (вернее – в миссионерских целях этого делать тем более не следует). 

Церковная оценка Достоевского как пророка волей Божией и его наследия как христианской проповеди спасения во Христе находится в неразрешимом противоречии с тем очевидным фактом, что Достоевский никогда не исповедовал догматического учения о спасении и о Христе, предпочитая им собственное понимание и толкование. А это и означает, что это «пророк» не Промыслом, но своеволием. «Я не посылал пророков сих, а они сами побежали; Я не говорил им, а они пророчествовали. <…> Я слышал, что говорят пророки, Моим именем пророчествующие ложь. Они говорят: “мне снилось, мне снилось”. Долго ли это будет в сердце пророков, пророчествующих ложь, пророчествующих обман своего сердца? <…> Пророк, который видел сон, пусть и рассказывает его как сон; а у которого Мое слово, тот пусть говорит слово Мое верно. Что общего у мякины с чистым зерном? говорит Господь <…> Вот, Я — на пророков ложных снов, говорит Господь, которые рассказывают их и вводят народ Мой в заблуждение своими обманами и обольщением, тогда как Я не посылал их и не повелевал им, и они никакой пользы не приносят народу сему, говорит Господь» (Иер 23:21-32).

Поэтому Достоевский делал совершенно то же самое, что Блаватская и Толстой, сочиняя собственное (гностическое) «евангелие». Разница между ними только в степени лжеименного «эзотеризма» их «христианства», но суть (противопоставление его церковному вероучению) одна и та же. Церковь (как Западная, так и Восточная), по Достоевскому, как он есть, «ненастоящего Христа исповедует, ею оболганного». А гностический «пророк» на то и послан на Землю с далекого Сириуса, чтобы «истинное (древнее) христианство»  восстановить. Непонимание греховной природы такого «богословия» делает книгу митр. Илариона о Достоевском не только ничтожной с научной точки зрения, но и душепагубной.

Таким образом и стирается та принципиальная разница между церковным и мирским, естественным и сверхъестественным, божественным и человеческим, тварным и нетварным, благодатным и природным, которая составляет сущность ортодоксального богословия. И, наоборот, нивелирование этой разницы, релятивизация этого онтологического различия, стирание этой границы составляет сущность религиозного гуманизма как нового гностицизма.

Александр Буздалов