«Народ-богоносец»

Дата создания:

16/09/2021

Портрет Достоевского на поле с пшеницей работы итальянского тракториста Дарио Гамбарина. Фото: © Dario Gambarin

Для славянофильской апологетики характерна идея прямой зависимости принятия Христианства теми или иными народами (и, соответственно, его отторжения другими) от каких-то внутренне присущих им духовно-нравственных качеств и даже от характера их языческих верований (более или менее предрасположенных к «синтезу» с Евангелием). Будет или не будет просвещен тот или иной народ светом евангельской Истины, крестится ли он и пребудет в Церкви Божией, сие обусловлено особенностями духовного и ментального склада этих народов, где одни априори обладают перед другими какими-то преимуществами, которые они имеют в себе либо исторически сложившимися, либо врожденными.

«Придет время, когда человечество, мужая разумом и образованностью, признает одни начала высшей истины; но теперь мы видим, что формы религии до некоторой степени соответствуют разделению племен. Христианство озаряет только народы индо–германские и весьма слабо проникло в отрасль семитическую». «…свидетельства древних согласны насчет незлобивого характера эфиопцев, несмотря на их войны с Египтом; может быть, этим свойствам народа и преданиям еврейским должно приписать скорое обращение Эфиопии в христианство». «Области славянские (чехи, моравы, Русь) представляли в IХ–м и в Х–м веке после Р. Х. редкий пример народа, так сказать, не ждущего христианства, а идущего к нему навстречу» (Хомяков А. Записки о всемирной истории / Полн. собр. соч. А.С. Хомякова. Изд. 4-е. М., 1904. Т.V. С. 19,200-201,319).

«В России Христианская Религия была еще чище и святее» (Киреевский И. Девятнадцатый век / Киреевский И. Полн. собр. соч. в 2 т. М., 1911. Т.1. С.100).

«Даже само христианство – явление, имевшее до сих пор самое огромное влияние на судьбы человечества и которое должно со временем обнять его вполне, – становится историческою гранью судеб каждого народа в различное время. Если принять христианство за главную – историческую грань, то история Рима, имеющая своим предметом жизнь одного и того же народа, была бы расколота на две части, между тем как вторая есть, очевидно, дальнейшее развитие первой…» (Данилевский Н. Россия и Европа. М., «Институт русской цивилизации», 2008. С.100-101).

«…учитель мужика "в деле веры его" – это сама почва, это вся земля русская <…> верования эти как бы рождаются вместе с ним и укрепляются в сердце его вместе с жизнию» (Достоевский Ф. Дневник писателя. 1877, май-июнь, гл.4,I / Д.,XXV,168).

На первый взгляд, в этой идее нет ничего предосудительного с христианской точки зрения, потому что, как мы знаем, «семя» благодати Божией, «зерно» Царства Небесного, «семя» Благой вести должно упасть в «добрую почву» (Мф 13:8), а в «каменистой» или в «тернии» оно оказывается бесплодным. Но правомерно ли переносить образность этой евангельской притчи, повествующей о процессе воздействия благодати на человеческую душу, в область этническую и историософскую? В притче о Сеятеле метафорически описывается духовный механизм спасения человека, который носит наднациональный характер. Более того, согласно открытым нам в Новом Завете истинам, все качества человека, относящиеся к его национальной принадлежности, в Церкви Христовой переходят в разряд характеристик «ветхого человека», которые, в лучшем случае, теряют всякое значение в ней, а в худшем – оказываются источником греховных наклонностей и предрасположенностей. «Итак, если вы воскресли со Христом, то ищите горнего, где Христос сидит одесную Бога; о горнем помышляйте, а не о земном. Ибо вы умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге. Когда же явится Христос, жизнь ваша, тогда и вы явитесь с Ним во славе. Итак, умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание, которое есть идолослужение, за которые гнев Божий грядёт на сынов противления, в которых и вы некогда обращались, когда жили между ними. <…> совлекшись ветхого человека с делами его и облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его, где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но всё и во всём Христос. Итак облекитесь, как избранные Божии, святые и возлюбленные, в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение…» (Кол 3:1-12).

Это говорит о том, что в философии славянофильства мы имеем дело с характерным для религиозной мысли модерна гностическим отрицанием роли Божественной благодати в спасении человека, что в лучшем случае выражается в более умеренной форме своего рода пелагианского умаления этой роли.

«Мифология [язычество. – А.Б.] и откровение [Христианство. – А.Б.], по Шеллингу, относятся взаимно как естественное к сверхъестественному, но естественное содержится [относится. – А.Б.] к сверхъестественному, как предыдущее к последующему. Потому сверхъестественное есть не что иное, как побеждение естественного [то есть «снятие» в процессе «диалектического развития». – А.Б.]. Потому сверхъестественное может быть познано только в своем отношении к естественному. Таким образом, вместо прежнего [христианского, ортодоксального. – А.Б.] разделения религии на откровенную и естественную, Шеллинг принимает: 1) религию естественную — мифологию; 2) религию сверхъестественную — откровение; 3) порождение философии и умозрения — разумную религию [гностицизм самого шеллингианства. – А.Б.]. Но не должно понимать этого разделения таким образом, как будто эти три понятия о религии должны быть разнородны и разрозненны; особенно два первые находятся в такой тесной связи, то есть, сверхъестественное находится в таком близком отношении к естественному, что не иначе может являться, как только в момент своей победы над естественными верованиями, над религиями древности. Вследствие этого отношения, мифология и откровение отстоят не так далеко друг от друга, как обыкновенно думают; ложная религия есть только искажение истинной». «…первобытное единство человечества заключается в монотеизме, из которого потом, чрез отделение, возникли народы с многобожными религиями [где] каждый народ прямо при своем образовании уже является с решенным характером» (Киреевский И. Речь Шеллинга / Полн. собр. соч. Цит. изд. Т.2. С.95,99),

то есть со своей религией, относящейся к «истинной (или абсолютной – в терминах гегельянства) религии» как частное к целому, или как «предыдущее к последующему». В целом, эта логика «диалектического развития» «религиозного сознания» сохраняется и в славянофильской мысли. Поэтому Христианство у Хомякова, Данилевского и Достоевского должно было в будущем «обнять все человечество» без остатка, потому что, по законам нового гностического всеединства, естественное переходит в сверхъестественное, язычество – в Христианство, человечество – в Богочеловечество, история мира – в Царствие Божие. «Развитие трактуется русским мыслителем как органический процесс самосовершенствования, саморазвития, переход от низшего к высшему, где низшая ступень производит из себя высшую; причем, оно рассматривается по аналогии с развитием организма как эволюция, развертывание внутренней сущности, ядра, исходной основы предмета, явления. Мыслитель согласен с Гегелем, что развитие — необходимый, имманентный процесс» (Снетова Н.В. Н.Н.Страхов и немецкая классическая философия).

Совершенно иначе обо всем этом «обыкновенно думали» до новых гностиков, то есть в Христианстве, в вероучении Церкви. «Эллин, иудей, скиф…» для св. ап. Павла – это «ветхий человек», который, в том и суть, что не имеем в себе никаких природных предпосылок для принятия, усвоения и удержания благодати и истины Откровения. Изначально они (эти предпосылки), безусловно, были вложены Творцом в человеческую природу, но в результате грехопадения, это некогда «добрая почва», предназначенная для обитания в ней Божественной благодати, стала мертвой, «окамененно нечувственной» для божественного, поросшей сорняком греховных страстей, в которых нет места для «единых на потребу» «плодов Духа». И как синайский Закон не стал для иудеев источником спасения, так же природные добродетели, совесть и разум не только не явились для язычников средствами достижения вечной жизни, но – даже и хоть каким бы ни было подспорьем для этого, – настолько грехопадение повредило человеческое естество, что все его природные силы оказались направленными к погибели человека, сделались инструментами греховной жизни. Поэтому «и не думайте говорить в себе: “отец у нас Авраам”, ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму» (Мф 13:8), то есть, силен Бог и на камнях души человеческой (будь то еврей, грек или русский) возрастить святые христианские добродетели, потому что Он Бог и благодать Его всесильна. Только благодать Божия способна оживить умерщвленную грехом человеческую душу, сделать каменистую почву – «доброй», которая потому и называется «благодатной почвой», то есть обновленной благодатью ветхой человеческой природой. «Посеянное же на доброй земле означает слышащего слово и разумеющего, который и бывает плодоносен, так что иной приносит плод во сто крат, иной в шестьдесят, а иной в тридцать» (Мф 13:23). Но при этом, согласно догматическому учению Церкви, и все, относящееся к человеческому вкладу в дело его спасения Богом, к человеческому «разумению», в частности (изволению принять благодать и дать ей «ход» в своей душе) совершается тоже действием благодати, без которой и самый природно добрый человек «не может сам по себе творить дел, достойных жизни по Христе, а только может желать или не желать действовать согласно с благодатию» (Послание Восточных патриархов о православной вере (1723 г.), чл. 14), потому что Пресвятая Троица «предварительно подает просвещающую благодать, которая доставляет человеку познание Божественной истины и учит его сообразоваться с нею (если он не противится), и делать добро, угодное Богу, дабы получить спасение, не уничтожая свободной воли человека, но предоставляя ей повиноваться или не повиноваться еe действию» (там же; чл. 3). «Такожде, аще кто речет, яко та же благодать Божия, яже о Исусе Христе Господе нашем, к тому токмо, чтобы не согрешати, поелику ею открывается и является нам познание грехов, да знаем, чего должно искати, и от чего уклонятися, но что ею не подается нам любовь и сила к деланию того, что мы познали должным творити: таковый да будет анафема» (Карфагенский собор 418-419гг., пр. 112 (126). Цит. по изд.: Правила поместных Соборов Святой Православной Церкви с толкованиями Епископа Никодима (Милоша). Изд. «Свято-Троицкая Православная Миссия», 2004). «…но или хощу, спаси мя, или не хощу, Христе Спасе мой, предвари скоро, скоро погибох» (Православный молитвослов. Молитвы утренние. Молитва восьмая, ко Господу нашему Иисусу Христу). «Итак, то, что получили избранные, они получили даром, и не предшествовало у них что-то, что они дали бы первыми, чтобы им было воздано; ни за что сделал их Бог спасенными» (блж. Августин. О предопределении святых / блж. Августин. Антипелагианские сочинения позднего периода. М., «АС – ТРАСТ», 2008. С.315).

Иными словами, и вера, и благоволение, и сами богоугодные дела христиан – от Бога Милующего, суть действие благодати Божией в человеке. Сначала Бог подает нам, мертвым во грехах наших, Свою просвещающую благодать, которая реанимируют нашу волю для самого желания добра и, в частности, для своего собственного спасения (которое есть наивысшее благо для человека), подготавливая нас тем самым для принятия Его спасительной благодати в Святых Таинствах Церкви, и, по божественному Его великодушию, вменяет это (дарованное Им само хотение спасаться) нам в праведность, чтобы такие младенцы умом, как славянофилы, думали, что это они сами по себе как «русские» (или как «иудеи», «потомки Авраама», как думали фарисеи) являются обладателями этой подходящей для спасения «почвы»; что это они «привлекли» благодать своими делами, своим умом, своими «идеалами»... Но не так в Христианстве, где «от полноты Его все мы приняли и благодать на благодать» (Ин 1:16), которая сначала каменистую почву делает «доброй» (способной покоряться благодати) и «сжигает страстей терние», а затем на эту ставшую «доброй (благодатной) почву» подает сугубую благодать «обожения», или «подобия Божьего», или, собственно, спасения. Поэтому «и не думайте говорить в себе», вслед за фарисеями иудейства (или славянофильства, или греческого, или немецкого национал-мессианизма), что это мы потому православные, что мы русские («русский значит православный», как немолчно твердил Достоевский), или будет с нами, как со всеми перечисленными «великими народами»…

А, впрочем, все это давно уже произошло с Третьим Римом, как и со всеми предыдущими «духовными столицами мира», потому что по-другому, увы, на земле не бывает. «Ибо ты говоришь: “я богат, разбогател и ни в чём не имею нужды”; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг. Советую тебе купить у Меня золото, огнём очищенное, чтобы тебе обогатиться, и белую одежду, чтобы одеться и чтобы не видна была срамота наготы твоей, и глазною мазью помажь глаза твои, чтобы видеть» (Откр 3:17-18).

Отсюда гностическое понятие «народа-богоносца», придуманное Достоевским и прочно вошедшее в лексикон русского национал-мессианизма.

«Истинный великий народ никогда не может примириться со второстепенною ролью в человечестве или даже с первостепенною, а непременно и исключительно с первою. Кто теряет эту веру, тот уже не народ. Но истина одна, а стало быть, только единый из народов и может иметь бога истинного, хотя бы остальные народы и имели своих особых и великих богов. Единый народ-“богоносец” — это русский народ» (Достоевский Ф. Бесы. Ч.2, гл.1,VII / Д.,X,196).

Отношение «первостепенного бога» и остальных («особых и великих») «богов» здесь строится все по тому же диалектическому принципу частичности и полноты проявления «абсолюта» в человеческой истории,

(«все те умы, которые по вековечным законам природы обречены на вечное мировое беспокойство, на искание новых формул идеала и нового слова, необходимых для развития человеческого организма» (Достоевский Ф Дневник писателя. 1877, январь, гл.3,I / Д.,XXV,152)),

где высший («всечеловеческий») синтез «русского бога» заключается в религиозной вере в себя, в свою исключительность.

«Дух жизни, как говорит Писание, “реки воды живой”, иссякновением которых так угрожает Апокалипсис. <…> Цель всего движения народного, во всяком народе и во всякий период его бытия, есть единственно лишь искание бога, бога своего, непременно собственного, и вера в него как в единого истинного. Бог есть синтетическая личность всего народа, взятого с начала его и до конца» (Достоевский Ф. Бесы. Ч.2, гл.1,VII / Д.,X,198).

Иными словами, «великий народ» в почвенничестве является «богоносным» по самому банальному принципу «все свое ношу с собой». «Синтетическая личность народа» как воплощения «духа жизни» («Мировой Души», «Абсолютного Духа» и т.д.) – это и есть единственный «бог» этой религии. Отдельные же христианские понятия при этом используются не более чем в декоративных целях. Например:

«Россия – это подножие Престола Божия. Как же Россия может быть отделена от Церкви? Да сама Россия в своем высшем проявлении это и есть Церковь. Россия и созидалась Богом и нашим народом-богоносцем, как государство-церковь» (Романов И. Царь грядет!).

С чего бы это, спрашивается, в нынешней апостасийной России православному царю «грясти»? Откуда ему тут взяться? Но такова инерция диалектики всеединства, что русская религиозно-философская мысль уже просто не может мыслить никакими другими категориями, кроме тех языческих изуверств, что положили в ее основание Хомяков и Киреевский, Достоевский и Данилевский, Соловьев и Лосев, и другие «великие» и «первостепенные» русские гегельянцы и шеллингианцы… Если в Христианстве Россия еще как может быть отделена от Церкви Христовой, а именно, тем же самым образом, каким она была к ней присоединена (а именно, благодатью Божьей и ничем больше), то есть, как всякая тварь, может быть отлучена от Церкви (от благодати) за свои грехи, то в новом гностицизме всеединства сие невозможно, потому что «народ-богоносец» здесь является таковым как раз по своей природе, а не по благодати. И «русская почва» здесь «благодатна» именно по естеству, которое становится гностически «сверхъестественным» в ходе своего исторического развития как раскрытия внутренней потенции, а не путем получения благодати Христианства как таковой (трансцендентной ветхому естеству), то есть, милостью Божьей.

«…субстанциальную модификацию благодати я вижу в Церкви. Тут такое же взаимоотношение, как и между Царством и Силой. Царство осуществляет Силу, Церковь же осуществляет Благодать. Слава овеществляет и воплощает световую энергию, Церковь же дает благоустроенную обитель Благодати. Церковь есть Благодать, данная как субстанция и тело. Это — вещественное сооружение Благодати» (Лосев А. Диалектика мифа. Лосев А. «Диалектика мифа» и дополнение к ней. М., «Мысль», 2001. С.343).

Однако законы всеединства требует продолжения этой «внутренней жизни Бога» во всякое «инобытие» (а не только в «инобытие» канонической Церкви), или дальнейшего «органического» («диалектически необходимого») воплощения «абсолютного» – в «относительном», сверхъестественного – в естественном. И в частности, воплощения «абсолютной» Силы – в земном «Царстве».

«Благодать как обитель и храм. Это — престол и место Благодати, алтарь ее, жертвенник ее, соборный организм Благодати, умный космос Благодати, телесно осуществленная в умной сфере субстанция Благодати» (там же).

Так историческая Россия и становится непреходящим «престолом Божиим», российское государство – воплощением божественных Силы и Царства, а Русский Народ – воплощенным «богочеловечеством».

«Спасение, путь к которому указывает каббала, не есть, как в христианском гностицизме, спасение человеком своей души; это — спасение человеком мира и Божества (Шехины). Теоретической основой этой идеи спасения является учение о космическом значении человеческих поступков. Каббалистическая идея спасения порождает чрезвычайно своеобразный и напряженный религиозный пафос…» (Столпнер Б.Г. Каббала, как особый тип религиозного сознания (доклад в Религиозно-философском обществе памяти Вл. Соловьева в Москве от 13.03.1914) / Лосев А. «Диалектика мифа» и дополнение к ней. М., «Мысль», 2001. С.523).

Но в том-то и суть, что аналогичный пафос гностической теургии, идеологии спасения себя и мира самозваным и самосвятным «богочеловечеством», насквозь пронизывает и русское всеединство с его национал-мессианством.

«…знаете ли вы, кто теперь на всей земле единственный народ-“богоносец”, грядущий обновить и спасти мир именем нового бога и кому единому даны ключи жизни и нового слова… Знаете ли вы, кто этот народ и как ему имя?» (Достоевский Ф. Бесы, Ч. 2, гл. 1,VII / Д.,Х,200).

«От народа спасение Руси. <…> Народ встретит атеиста и поборет его, и станет единая православная Русь. Берегите же народ и оберегайте сердце его. В тишине воспитайте его. Вот ваш иноческий подвиг, ибо сей народ — богоносец» (Достоевский Ф. Братья Карамазовы. Кн.VI, гл.III / Д.,XIV,285).

Эту же «русскую народную каббалу», рефлексию «величия своего предназначения в судьбах мира», Достоевский проповедует и в «Дневнике писателя», навсегда заражая русскую религиозную мысль гностическим ядом демонической гордыни такого самосознания.

«Россия, – пишет Андрей Сошенко во вступлении к книге, – понятие вне времени и пространства, Россия – прежде всего в Душе народной, в душе каждого русского человека, независимо от времен, в которых ему доводится жить. Ибо Русь тесно связана с Православием, Истиной Его. Россия – это Правда, Справедливость» (Скатов С. «Россия – понятие вне времени и пространства»).

И чем же, спрашивается, «Россия» с такими характеристиками «пакибытия» отличается от каббалистического Израиля, который аналогичным образом «укоренен в Боге», как почвенническая «Русь» – в «Православии, Истине и Справедливости», или, одним словом, во «всесвятой» «Душе Народной»? «Не надейтесь на князей, на сына человеческого, в котором нет спасения. <…> Господь будет царствовать во веки, Бог твой, Сион, в род и род. Аллилуия» (Пс 145:3-10). В религии же патриотизма эта «аллилуйя» обращена как раз к «князьям и сынам человеческим», к Народу и Государству.

«…каббалистический Бог нуждается в Израиле, воплощается в него и становится им, почему миф о мировом владычестве обоженного Израиля, от вечности содержащегося в самом Боге, есть такая же диалектическая необходимость, как для платонического космоса — быть одушевленным существом и всемогущим, всеблаженным божеством или для Христа быть ипостасным богочеловеком. Впрочем, и исповедание мирового еврейства как абсолютного лика бытия все же есть относительная, а не абсолютная мифология. Это — одна из логических возможностей. Но так или иначе, а абсолютная мифология всегда есть определенная умная иконография бесконечности» (Лосев А. Диалектика мифа. Цит. изд. С. 226-227).

Вот и «исповедание всечеловечности» как «абсолютного лика бытия» у русских жертв гегельянства и шеллингианства есть «такая же диалектическая необходимость», легитимная составляющая гностической «иконографии бесконечности». Как «каббалистический Бог нуждается в Израиле» для самого Своего существования, так и Церковь Божия для русских мессианствующих диалектиков немыслима без России. Поэтому эта «преподобная и богоносная» «Душа Народная», это теократическое «государство-церковь» Достоевского и Соловьева и бесчисленного сонма их «апостолов» в русской мысли, ничем, по сути, не отличается от каббалистического «Израиля», являясь выражением аналогичного квазирелигиозного идолопоклонства и идолослужения. «Абсолютная Россия» здесь представляет собой эдакую гностическую «троицу», состоящую из Русского Государства («самодержавия»), Русской Церкви («православия») и Русского Народа («народности»), «единосущных и нераздельных».

И как в ветхозаветном иудаизме гностицизм каббалы явился выражением апостасии некогда богоизбранного народа, то есть, идеологической сублимацией реального богоотступничества («компенсацией» утраты божественной благодати – «бесовской прелестью» внутренне генерируемой ветхим естеством «духовной силы»), аналогичную природу имеет и новый гностицизм всех национал-мессианизмов эпохи модерна как богоотступничества уже «нового Израиля» как некогда христианских народов.

Александр Буздалов

Нет, о. Георгий, тут опечатки нет. "Россия еще как (очень даже) может быть отделена от Церкви", так же, как Израиль был отлучен от нее за отречение от Христа. Как каждый крещеный может отпасть от Церкви по своим грехам, так и целые народы могут делать и, увы, делают это (со своими исключениями, конечно). В религии же всеединства этот закон работает только в "оптимистическом" и поголовном сценарии: как отдельная личность может "нравственно развиться" до "состояния Христа", так и все народы, и всё человечество "может и должно" проделать такую "духовную работу" над собой.

иерей Георгий Селин

2021-09-18 17:29:01

«Если в Христианстве Россия еще как может быть отделена от Церкви Христовой…». Что есть Россия? Кто есть Россия в этом предложении? Как бы Вы определили это понятие, Александр Вячеславович?

Дата создания:

Комментарии

Оставить комментарий