Патриарх-москаляка и Союз православных демагогов

Фото: СПЖ

1

Духовное разложение УПЦ после совершенного на Феофанийском соборе раскола набирает ход. «Ибо, хотя начало отступления произошло чрез раскол, но отступившие от Церкви уже не имели на себе благодати Святаго Духа. Ибо оскудело преподание благодати, потому что пресеклось законное преемство» (1 пр. св. Василия Великого).[1] Поэтому, объявив «самостийность» от РПЦ как своей Церкви-Матери, новые украинские раскольники следом принялись ниспровергать уже каноны Вселенской Церкви, так как они обличают совершенное ими преступление.

О том, что УПЦ уже находится в состоянии раскола, прямо говорится в определении Священного Синода РПЦ: «… в ряде епархий Украинской Православной Церкви прекращается поминовение Патриарха Московского и всея Руси, что уже привело к разделениям внутри Украинской Православной Церкви и что противоречит 15 правилу Двукратного Собора» (Журнал Священного Синода от 29 мая 2022 года). В ответ на это правила Двукратного собора объявляются не действующими в отношении УПЦ их «специалистами по каноническому праву». Для этого используются приемы классической демагогии. Если нельзя опровергнуть оппонента весомыми аргументами и достоверными фактами, как известно, нужно скомпрометировать его личность. В данном случае – это личности участников Двукратного собора. Что и делает киевский «канонист» Константин Шемлюк (какие же все-таки выразительные фамилии у наших украинских «партнеров»: Арахамия – словно латинское название какого-то паука, Тягнибок – словно имя какого-то языческого идола, Подоляк…).

«Исторический период, когда был проведен Двукратный Собор, для Церкви (Константинопольской) был достаточно неприглядным. Патриархи менялись каждые несколько лет, причем исключительно по прихоти императоров» (Запрещает ли Двукратный собор не поминать патриарха).

Другое дело – идиллический контекст Феофанийского собора, не бросающий и тени сомнения на ортодоксальность его решений.

Следующий компромат, который Константину Шемлюку удалость нарыть на одноименный ему собор 861 года, заключается в том, что

«Двукратный Поместный Собор Константинопольской Церкви состоялся в мае 861 года под председательством патриарха Фотия. В нем участвовало 318 епископов, включая папских легатов».

А в Первом Риме, как известно, дела уже давно шли к великой схизме, «филиокве» уже имело хождение на местах и прочие уклоны.

Затем,

«акты Собора не сохранились, так как были сожжены сторонниками патриарха Игнатия в 869-м. Однако

[справедливости ради нужно признать после того, как рядом приведенных сведений до присяжных заседателей доведена моральная небезупречность свидетеля] 

семнадцать правил Двукратного Собора входят в состав Книги правил Православной Церкви и, таким образом, являются документами ее канонического права».

Стало быть, опровергать все-таки нужно будет само содержание правил Двукратного собора либо истолковать их таким образом, чтобы они не обличали напрямую решения Феофании и практику УПЦ.

Однако возможности формирования у суда присяжных негативного образа главного свидетеля по делу еще не исчерпаны, и украинский «канонист» Шемлюк (в которого словно вселился Арахамия с Тягнибоком придачу) вдруг изрекает уже окончательно порочащий сторону обвинения научно-исторический факт.

«Собственно, сам Собор был созван для усмирения империи, потому что верующий народ разделился – одни епископы, священники и миряне поминали во время богослужений патриарха Фотия, другие – патриарха Игнатия. Такой раскол в Церкви привел к настолько сильной вражде в государстве, что, по словам греческого канониста Зонары, “доходило до меча и убийств”. Собственно, из-за этих беспорядков и распустили первую сессию Собора. <…> Таким образом, интересующее нас 15-е правило было принято в контексте уже существующего раскола в Константинопольской Церкви, когда часть церковного народа поминала одного патриарха, часть – другого, а вопрос сакральности патриаршего предстоятельства выглядел не вполне очевидным».

Это и означает, что с Русской Церкви священная борьба церковного Майдана за незалежность перекидывается уже на Вселенскую Церковь. Потому что все Вселенские и равночестные им Поместные соборы (на которых принимались правила, вошедшие в каноническое право Церкви) собирались исключительно в «неприглядные» исторические периоды, когда случался какой-нибудь раскол или появлялась очередная ересь, производившая смуту в народе, для противодействия которой каждый раз и созывался собор, на котором выносились решения, отделявшие истину ото лжи, единство от раскола, верных от неверных. Соответственно, укоры Двукратного собора со стороны представителя УПЦ в том, что он собрался в каком-то непригодном для выяснения истины «историческом контексте», направлено против Вселенской Церкви как таковой, которая, повторим, только в таком контексте и ни в каком другом созывала все свои святые соборы, «вопрос сакральности которых» для шельмоватых феофанийцев отныне «выглядит не вполне очевидным».

Однако, как было сказано, обоснование юридической несостоятельности правил Двукратного собора «неприглядностью» его антуража недостаточно для защиты подсудимого, поскольку эти правила входят в Книгу правил Вселенской Церкви. Поэтому от argumentum ad hominem circumstantiae (объяснения точки зрения оппонента его личными обстоятельствами) демагог Шемлюк переходит к правильному толкованию правил, или, что то же самое, подстрочному переводу их на украинский язык.

«Здесь нужно подчеркнуть, что “отступление от общения” с патриархом следует понимать как разрыв с ним евхаристического общения».

Почему это «следует понимать» именно так, украинский специалист по каноническому праву не сообщает, хотя в правилах Двукратного собора не только ничего не сказано о тождестве прекращения поминовения и «разрыве евхаристического общения», но даже отсутствует само слово «евхаристическое». Правила говорят только о раскольнической практике самовольного прекращения поминовения легитимного иерарха, именно само это непоминовение классифицируя как «отступление от общения» с ним («аще который пресвитер, или епископ, или митрополит, дерзнет отсупити от общения со своим патриархом, и не будет возносити имя его, по определенному и установленному чину, в Божественном тайнодействии» (15 пр.); «дерзнет отступити от общения с ним, и не будет возносити имя его в священных молитвах на литургиях, по церковному преданию» (13 пр.); «отступит от общения с ним, и не будет возносити имя его, по обычаю, в Божественном тайнодействии» (пр.14)).[2] И поскольку в УПЦ сложилась именно такая «парадоксальная ситуация», необходимо предать правилу какой-нибудь иной смысл.

«Таким образом, отказ поминать имя патриарха (который можно считать расколом) является следствием или выражением нежелания совместно с патриархом причащаться. Другими словами, само по себе непоминовение патриарха, если не было объявлено о разрыве евхаристического общения, расколом не является» (Запрещает ли Двукратный собор не поминать патриарха).

Что и требовалось доказать. Отказ поминовения патриарха «можно считать» расколом (как это сделали отцы Двукратного собора), но на самом деле это «расколом не является». Общение (единство) все равно сохраняется на мистическом «евхаристическом» уровне (то есть, просто по факту продолжения совершения таинства раскольником). А кого при этом поминать – это вообще дела не касается, это право выбора свободной личности. Получается, что вся историческая справка «экспертного заключения» (экскурс в «неприглядные» обстоятельства Двукратного собора) не пригодилась, поскольку вдруг выяснилось, что нет самого состава преступления. Более того, если «само по себе» прекращение поминовения не является расколом в случае УПЦ, то оно не являлось им и в ситуации, сложившейся в Константинопольской Церкви во время Двукратного собора, потому что там тоже никто с транспарантами «За разрыв евхаристического общения!» на царьградском Майдане не митинговал.

Таким образом, логика «канониста» УПЦ оказывается обратной логике отцов Двукратного собора. Если те собрались в условиях совершившегося в Церкви раскола для его преодоления, вынесения однозначного определения, которому должны следовать все члены Церкви, желающие сохранять единство с ней, то лукавство феофанийца доходит до того, что он, по сути, предлагает рассматривать сам этот раскол в Константинопольской Церкви времен Двукратного собора как прецедент для нынешнего случая УПЦ, где тоже сложилась «неприглядная» практика двоякого поминовения. Но если для канонического права Церкви (правил Двукратного собора) это и является признаком раскола, то для канонической «парадоксальности», которую отстаивает «канонист» Феофании (после того, как его незалежная мысль сделала диалектический кульбит) этот факт непоминовения патриарха в эпоху Вселенских соборов нужно рассматривать как доказательство допустимости такой практики в Церкви.

«Ум лукавый тот, который приступает к слову Божию с лукавством, хитрым совопросничеством и подъискиваниями. Он не может прямо верить, но подводит слово Божие под свои умствования. Он приступает к нему не как ученик, а как судия и критик, чтоб попытать, что-то оно говорит, и потом или поглумиться, или свысока сказать: "да, это не худо". У такого ума нет твердых положений, потому что слову Божию, очевидно, он не верит, а свои умствования всегда неустойчивы: ныне так, завтра иначе. Оттого у него одни колебания, недоумения, вопросы без ответов; все вещи у него не на своем месте, и ходит он впотьмах, ощупью» (святитель Феофан Затворник. Мысли на каждый день года. Неделя 3-я по Пятидесятнице).[3]

2

Вторит Шемлюку другой постоянный автор «Союза православных демагогов» Кирилл Александров в своей статье «Пошла ли УПЦ по филаретовскому пути?».

Уже в самом названии мы видим тот же риторический прием, который использовал первый (Запрещает ли Двукратный собор не поминать патриарха). Соответственно, как отсутствие вопросительного знака в первом драматическом вопрошании означало отрицательный ответ (Двуккратный собор отнюдь не запрещает прекращать поминать патриарха-москаляку каждому сознательному гражданину Незалэжной, ведомому голосу своей совести), так и во втором случае в самой форме вопроса уже задан правильный ответ (УПЦ и близко не пошла по филаретовскому пути).

Логический путь к этому очевидному выводу лежит через те же самые тернии классической демагогии, которые использовал Шемлюк, то есть, различные формы аргументов к личности. Причем если первый шельмовал под видом «православного канониста», то второй поступает в этом плане гораздо опрометчивей и сразу раскрывает весь свой научно-популярный инструментарий:

«Для того чтобы понять, есть ли разница между Филаретовским расколом 1992 г. и провозглашением независимости и самостоятельности УПЦ в 2022 г., целесообразно сравнить: личности Блаженнейшего Онуфрия и Филарета Денисенко; событийный ряд; логику событий 1992 и 2022 гг. и мотивы участников» (Пошла ли УПЦ по филаретовскому пути?).

Как мы видим, два из трех параметров сравнения – это типичные argumentum ad hominem, то есть, логические ошибки, которые говорят нам, что перед нами человек, которому нечего или почти нечего сказать по существу дела; человек, который собирается оправдывать некое противоправное, аморальное и т.п. неприглядное действие, совершенное им или другим лицом либо сообществом, к которому он принадлежит или которому симпатизирует. Потому что только «событийный ряд» (доказательство нарушения закона или доказательство обратного) имеет значение в данном случае, где личность обвиняемого и его мотивы не является факторами, влияющими на установление самого факта преступления, и могут служить только смягчающими вину обстоятельствами.

Поэтому первый раздел статьи Александрова («сравнение личностей» Блаженнейшего Онуфрия и даже в плохом смысле слова не «блаженного» Филарета) можно было бы сразу опустить, потому что «характеристики с места жительства» (отзывы мирян и клира УПЦ) и «с места работы» (отзывы епископата других Поместных Церквей), которые предоставлены подзащитному, конечно же, рассчитаны на то, чтобы вызвать у присяжных острое желание сразу же после их оглашения отпустить его из зала заседания под аплодисменты собравшихся. Однако в дальнейшем (в силу, должно быть, все той же опрометчивости) в выступлении защиты ненароком проскальзывает один факт из биографии митрополита Онуфрия (а нас, повторим, только факты и интересуют), который мог бы весьма заинтересовать присяжных, потому что это напрямую касается сути дела. 

«1-3 ноября 1991 г. митрополит Филарет собрал Собор УПЦ, который вынес Определение о полной самостоятельности УПЦ и просил Московского Патриарха Алексия II и РПЦ в целом даровать УПЦ автокефалию. Однако вскоре епископы Черновицкий Онуфрий (Березовский), Тернопольский Сергий (Генсицкий) и Донецкий Алипий (Погребняк) отозвали свои подписи под Обращением, за что были смещены со своих кафедр».

Иными словами, в прошлом подсудимый (еще будучи епископом Черновицким) уже участвовал не просто в противоправном деянии этого же самого рода, в котором его теперь обвиняют (а именно, в расколе), но именно в том самом расколе (УПЦ КП, или «филаретовском»), доказать неправомерность сравнения с которым его нынешнего поступка берется докладчик. Факт отозвания впоследствии им своей подписи, на чем, разумеется, пытается сделать акцент защита как на еще одной добродетели своего подзащитного (а именно, раскаянии в содеянном), в действительности имеет и обратную сторону, а именно, может означать, что он поступит аналогично и в нашем случае… тем самым, признав, повторное совершение этого противоправного действия.

Другое существеннейшее обстоятельство «событийного ряда», которое защита оставляет совершенно без внимания (в силу выбранной демагогической стратегии), содержится в той же самой (только что приведенной) цитате. И заключается оно в том, что даже будущий расстрига Филарет на своем соборе 1991 года поначалу действовал полностью в каноническом поле, потому что тот собор «вынес Определение о полной самостоятельности УПЦ и просил Московского Патриарха Алексия II и РПЦ в целом даровать УПЦ автокефалию». В то время как Феофанийский собор под предводительством митрополита Онуфрия «вынес Определение о полной самостоятельности УПЦ» в одностороннем порядке. Что и означает, что «волчьим собором» собором из этих двух является в гораздо большей степени собор в Феофании, чем собор Филарета.

Тем временем защита Александрова целиком и полностью строится на «благородных мотивах» срочного провозглашения УПЦ «полной независимости» от Московского Патриархата… то есть, раскола – в канонических терминах.

«С началом вторжения РФ изменилось [буквально] все. Множество прихожан ушли на фронт, священники благословляли идти защищать свою страну собственных детей и внуков. Во многих селах есть приходы, где в ВСУ находятся почти все мужчины общины. В УПЦ возник огромный запрос на то, чтобы оборвать все административные связи с РПЦ, которые еще формально оставались, сохранив при этом евхаристическое единство, объединяющее Церковь во всем мире. 27 мая 2022 г. в Феофании собрался Собор УПЦ, который этот запрос удовлетворил, убрав из Устава УПЦ все упоминания об РПЦ и объявив о полной самостоятельности и независимости, хотя и не назвал этот статус автокефалией».

Иными словами, демагогия – это язык не только защиты Феофанийского раскола, но и самого этого собора. Потому что собор фактически провозгласил автокефалию, но «не назвал» ее «автокефалией»; совершил одно, но назвал это другим термином (синонимом, или эвфемизмом). На то были веские причины, а именно, величина «запроса» снизу. Трижды докладчик отмечает его тектоническую «огромность».

«Как уже было сказано, с началом войны в УПЦ возник огромный запрос на полное административное отделение от РПЦ. Буквально с первых дней войны это выразилось в том, что во многих храмах прекратилось поминовение Патриарха Кирилла. А Блаженнейший Онуфрий, поминая Предстоятеля РПЦ, перестал употреблять словосочетание “отца нашего”. Мотив здесь понятен: отец едва ли может одобрять убийство одних своих детей другими. И, как бы ни было горько это осознавать, отец сам отказывается от отцовства по отношению к своим детям».

Иными словами, автор хочет сказать, что масштаб социально-политического фактора может быть таким, что из светского перерасти в сакральный (церковно-канонический и богословский)... Так взял за горло общественный «запрос» на раскол, что деваться просто некуда было, хочешь не хочешь, а надо было «прекращать употреблять словосочетание “отца нашего”»… То есть, если завтра «запрос» еще увеличится в объеме, то и словосочетание «Отче наш» можно будет перестать употреблять, по тем же «мотивам»: какой же это «Отец», Который Сам «отказывается от отцовства по отношению к своим детям» (разумеется, «сохранив при этом евхаристическое единство, объединяющее Церковь во всем мире»).

Таким образом, политическая демагогия украинского антигосударства, тотальная ложь легиона Арахамий и Тягнибоков, Подоляков и Арестовичей, постепенно начинает становиться официальной «мовой» и УПЦ, после провозглашения ею раскола на Феофанийском лжесоборе. «Вселукавый, посеяв в Церкви Христовой семена еретических плевел, и видя, яко оне мечем Духа посекаются из корени, вступив на другой путь козней, покушается безумием раскольников разсекати тело Христово» (13 правило Двукратного собора).[4]

Александр Буздалов