Символы современной истории Церкви

Храм Успения в Печатниках

Все церковные люди со стажем, конечно, помнят или хотя бы слышали про историю о расправе сектой свящ. Георгия Кочеткова над о. Михаилом Дубовицким, учиненной в 1997 году в помещении одного московского храма, после чего последовало запрещение первого в священнослужении (впоследствии снятое). Особенно возмутительным для христиан в том глумлении над иереем Божием было то, что физическое насилие сопровождалось еще и психологическим, поскольку о. Михаил после долгого измывательства «прихожанами» по настоянию сектарха был «недобровольно госпитализирован» в психиатрическую больницу как «социально опасный гражданин». Вспомнить же еще раз те события захотелось не потому, что новый церковный скандал в Тверской епархии снова связан с революционной деятельностью Кочеткова, но по причине того, что в той истории самой по себе содержалась своего рода архетипичность, на которую ранее, может быть, не обращалось должного внимания.

«Вначале напомним читателю основную канву тех давних событий. Отец Михаил Дубовицкий был вторым священником в храме Успения Божией Матери в Печатниках, где настоятелем служил свящ. Г. Кочетков. В момент, когда он в очередной раз позволил себе высказать несогласие с модернистской ломкой богослужения и его русификацией, которая практиковалась в том храме, настоятель приказал вызвать скорую психиатрическую помощь, и с помощью одной из “прихожанок” Кочеткова, выдававшей себя за опытного психиатра, священник-ревнитель был госпитализирован с диагнозом “острый приступ шизофрении”. За три года, что он пробыл под запретом, никаких следов покаяния им проявлено не было; однако в силу беспрецедентного давления, оказанного на патриарха Алексия II с помощью либеральной прессы, разного рода приближенных Ельцина, а также иностранных дипломатов (в частности, тогдашнего госсекретаря США Мадлен Олбрайт), запрет в итоге был снят, и “виновник торжества” был просто отправлен за штат» (Семенко В. События в Твери могут стать началом качественно нового, организованного консервативного движения в РПЦ). Второй (то есть, православный) священник (о. Михаил) был направлен в общину Кочеткова для того, чтобы как бы «сдерживать» реформаторский радикализм настоятеля (Кочеткова)… И в этой ситуации уже содержится изрядная доля церковно-исторической символичности, поскольку подобная двусмысленность, как уже неоднократно отмечалось, проходит красной нитью через всю политику и идеологию священноначалия РПЦ последнего времени, которое, с одной стороны, само ратует за широкие реформы в Церкви, а с другой – никак не может для себя определить их меру… С одной стороны, вроде, и каноны нужно «смело ломать» и «в ногу со временем шагать», а с другой – и с «темными» церковными массами (не поспевающими за прогрессом церковной жизни) следует считаться, да и совсем без иконостаса как то, того, «стрёмно»… Отсюда такая ситуация, когда в одном приходе сослужат представитель «нетрадиционной богословской ориентации» Георгий Кочетков и ортодокс Михаил Десницкий. То есть, священноначалие само своей иррациональной политикой и богословским «шатанием» спровоцировало тот скандал, создав такую ситуацию, которая не могла разрешиться никак иначе, кроме того, как она разрешилась, потому что  «какое соучастие верного с неверным? Какая совместность храма Божия с идолами?» (2Кор 6:15-16).

Будущий Патриарх Афинагор вручает президенту США Трумэну наперсный крест с частицей Животворящего Креста. Вашингтон, 10 февраля 1947 года.

Однако символизм того конфликта в храме Успения Божией Матери этими наблюдениями и соображениями отнюдь не исчерпывается. Как выясняется, в схожих обстоятельствах происходила замена Константинопольского патриарха Михаила V на более «передового» Нью-Йоркского архиепископа Афинагора ровно за полвека до московских событий. То есть, имело место аналогичное столкновение церковного модернизма и консерватизма, богословского авангарда и ортодоксии уже на уровне Поместной и даже Вселенской Церкви, а не одного московского прихода. При этом и там в ход было пущено средство «карательной психиатрии» (В. Семенко), и там интересы «православного авангарда» лоббировались международными политическими кругами можно-догадаться-какой религиозной ориентации. «Более года большое число митрополитов в Священном Синоде пытались сместить Максима с патриаршества… Настроенные против Максима митрополиты обращались к греческому правительству с частыми письмами по этому вопросу и неоднократно призывали к созыву генерального Синода, чтобы заставить его уйти в отставку. <…> Греческие СМИ распространили известие о психическом заболевании Патриарха [Михаила] 29 декабря 1946 года. На следующий день Фанар всё отрицал, заявляя: “Его Святейшество в добром здравии…”. 3 января 1947 года известия достигли Соединённых Штатов. “Чикаго Трибьюн” (The Chicago Tribune) сообщила о специальной комиссии экспертов по психическому здоровью, которая провела обследование Патриарха и определила, что он “страдает нервным расстройством”. <…> 20 марта ЦРУ сообщило о возможности назначения правительством Турции медицинской комиссии для определения того, сможет ли в дальнейшем патриарх Максим выполнять свои обязанности. <…> 9 мая газета “Нью-Йорк Таймс” сообщила, что у патриарха Максима случился “острый нервный срыв”, и архиепископ Афинагор назывался наиболее вероятным кандидатом в его преемники. Заинтересованность разведки США в этом деле не осталась незамеченной газетой “Таймс”: “Официально американцы никак не выражали свою поддержку архиепископу Афинагору, хотя военная разведка США внимательно следит за ходом развития ситуации”. Издание подчёркивало, что “Турки называли архиепископа неофициальным послом Турции в США, настолько тёплыми были отношения между иерархом и турецким правительством… Правительство Греции благосклонно относится к архиепископу Афинагору, но не желает, чтобы такой успешный деятель покинул США и его богатых спонсоров из-за греческих дел”. Девять дней спустя, 18 мая, издание “Чикаго Трибьюн” опубликовало новость о том, что патриарх Максим “оставляет свой трон” и отправляется в Грецию. Озвучивались предположения, что он уже никогда не вернётся на Фанар» (Нейми М. Заменяя Вселенского патриарха: смещение Патриарха Максима Пятого согласно документам ЦРУ).

Таким образом, разница между этими историями (кроме, конечно, масштаба) только в том, что в московском варианте имели место «качели» (когда то православная, то модернистская сторона брала верх в противостоянии) и на какое-то время даже произошла обратная замена настоятеля-модерниста на настоятеля-ортодокса; тогда как в греческом варианте на модернистскую чашу весов сразу была брошена жидомасонская золотая гиря, а на православную – ничего, или, как теперь бы сказали, дырка от рулона туалетной бумаги…

И, наконец, еще одна общая черта этих, казалось бы, никак не связанных между собой событий в истории Русской и Константинопольской Церкви, которая обращает на себя внимание. В свете ускорившегося в последние годы «сближения» РПЦ с еретическим Ватиканом и использования в этих целях таких инструментов как бартер святынями и «братские» пиар-поцелуи, не менее символическими начинают выглядеть и следующие греческие эпизоды: «За несколько дней до выхода упомянутого доклада [ЦРУ] архиепископ Афинагор находился в Вашингтоне, где наградил президента Трумэна частицей Креста Господня. Именно в ходе церемонии награждения была сделана известная фотография, на которой Афинагор целует лоб Трумэна». «Президент Трумэн и избранный патриарх Афинагор провели встречу 16 декабря. Возможно, именно на этой встрече Трумэн предложил отпустить Афинагора в Стамбул на борту президентского самолета. 23 января 1949 года Афинагор поднялся на борт самолета Трумэна, причудливо названного “Священная корова”» (Нейми М. Заменяя Вселенского патриарха…). Более символическим было бы только, если бы тот самолет назывался «Троянский конь»… или «Пломбированный вагон».

Александр Буздалов