«Make love, not war!»

Андрей Кураев. Фото: rbk.ru

Когда к кесареву (миру политики, в частности) подходят с Божьим (евангельскими заповедями, богословскими категориями, принципами ортодоксальной аскетики) получается дурная политология и дурная теология. В частности, именно такова механика «православного пацифизма».

«Горе тому, кто границы на земле учиняет и людей разделяет. Ибо на небе нет границ, и на земле не должно. Истинно говорю тебе: сие разделение — для вражды и раздоров причина, будь то разделение по границам, или по языку, или по вере — всё едино! И если внутри себя разделён человек, то та же вражда внутри него будет и тьма в нём, и нет покоя ему» (Соколов Д. Утерянные страницы Евангелия. Издательство «Вече», 2020. Серия «Православная литература»).

Это, конечно, радикальная форма подобного бреда, очень яркий пример дурной логики уранополитического пацифизма. Но здесь проще увидеть ущербность данной идеологии и в более умеренных формах ее проявления.

«На небе» нет границ, потому что там нет греха. Тогда как «мир лежит во зле» (1Ин 5:19), поэтому границы (государственные, в частности) на земле — это необходимость. Государственные границы – это промыслительные преграды на пути распространения зла; форма порядка, структурирование хаоса падшего естества. По этой же причине дόлжно быть и войнам на земле, дабы добродетель не пресеклась окончательно или, по крайней мере, меньшее зло побеждало бы большее.

«Это направление уже преподано Самим Господом нашим Иисусом Христом и хранится, как в сокровищнице, в Божественном Евангелии, в котором внимательный и благоговейный читатель найдет разрешение всех недоумений и наставлений к благоразумнейшему и общеполезнейшему поведению во всех разнообразных случаях жизни. Святой Евангелист Лука повествует (гл. 12), что однажды приступил к Господу Иисусу Христу некоторый человек и просил, чтоб Господь взошел в дело по разделу имения между сим неизвестным человеком и его братом. <…> Во-первых, Господь упомянул о вещественной части дела, то есть о самом разделе имения, и благоволил отречься от всякого участия в суждении о деле со стороны его вещественной, гражданской. Во-вторых, Господь удостоил всего Своего внимания и глубокого назидания духовную сторону дела…» (свт. Игнатий (Брянчанинов). Архипастырские воззвания по вопросу освобождения крестьян от крепостной зависимости. От 17 января 1859 года / Полное собрание творений святителя Игнатия (Брянчанинова). Москва, изд-во «Паломник», 2006. Т.II. С.396-397). Наиболее отчетливо этот принцип дифференцирования горнего и дольнего выражен в заповеди: «отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (Лк 20:25). Между тем отдавать Богово – кесареву, как мы видим, можно и другим образом, а именно, изуверски перенося на гражданскую и политическую жизнь законы жизни духовной, исступленно требуя от первых того, чего там быть не может по самой природе этих вещей. «Ни равенства, ни совершенной свободы, ни благоденствия на земле в той степени, как этого желают и это обещают восторженные лжеучители, быть не может. Это возвещено нам Словом Божиим; доказано опытом. Несвободное состояние людей, имеющее многоразличные формы, как это должно быть известно и понятно всякому образованному, есть последствие ниспадения человечества во грех» (свт. Игнатий (Брянчанинов). Архипастырские воззвания по вопросу освобождения крестьян от крепостной зависимости. От 6 мая 1859 года / Там же. С.399). Политик в своей государственной деятельности должен руководствоваться законами, а не заповедями, держаться нормам светского, а не церковного права. И судим он как государственный муж будет, исходя из того, соблюдал он или не соблюдал государственные законы, а по заповедям Божиим – только за свои частные (а не общественно-политические) дела. «Социальная среда как создана, так и остается со своими законами, качествами, – остается она “миром сим”, а не Царством Божиим. Церковь как особый, новый строй жизни, потому и нужна, что законы социальной жизни не способны дать того, что дает Церковь. <…> Придать социальной среде функции духовные – невозможно, ибо в ней человек живет именно постольку, поскольку он еще не дал своему духовному элементу господства над душевным. <…> Социальная среда нужна Домостроительству Божию как низший строй выработки личности. Но между социальной и церковной средой существует непереходимая грань – в их организационном элементе. <…> как ни сильна христианская общественность совершенно ошибочно думать, что социальная среда могла быть слита с Церковью» (Тихомиров Л. Личность, общество и Церковь. М., «Сергиев Посад», 1913. С.21-22).

И как раз «слияние» социума и Церкви, социального космоса и Царства Небесного, Божьего и человеческого, духовного и материального, революционный слом этих «преград» на пути к «евангельскому» Равенству и Братству, является навязчивой идеей квазирелигиозной идеологии, на почве которой вырастает тот род спекулятивных построений, который мы обозначаем как «политический гностицизм».

«…сама схема, в которой сферы душевности и духовности четко разделены, представляется неудачной. Все иначе – везде, во всех сферах жизни человека проявляется его духовность – именно в силу того, что она внедрена в человека при сотворении и не может быть утрачена (хотя может быть умалена). Это безусловно справедливо и для жизни общественной. И более того, человеческое общество вне духовности не может существовать» (Сомин Н. Заметки по социологии Льва Тихомирова).

Именно против промыслительного разделения Града Небесного и града земного категорически выступает новый гностицизм во всех своих формах, будь-то «православный социализм» С. Булгакова или «православный экуменизм» Г.Флоровского, или «русский социализм» Ф.Достоевского.

«Религия, дескать, одно, а общественное дело другое. Живой, целокупный организм режете вашим ученым ножом на две отдельные половинки и утверждаете, что эти две половинки должны быть совершенно независимы одна от другой. <…> Курьезно вы, однако же, понимаете христианство! <…> Надо же понимать хоть сколько-нибудь христианство!» (Достоевский Ф. Дневник писателя. 1880, август, гл. 3, III / Д.,XXVI,161-163).

Из сознания эксклюзивного «понимания христианства» как своей исторической миссии и рождаются периодические «богословские» полемики отечественных религиозных мыслителей со «схоластикой» как учением «официальной» Церкви, дескать, уклонившейся от «истинного христианства», как раз и заключающегося в форсированном низведении Неба на землю, или расширении слишком узких для их «широких» натур «границ Церкви».

«Духовное лицо, которому я возражал, утверждает, что церковь занимает точное и определенное место в государстве. Я же возразил ему, что, напротив, церковь должна заключать сама в себе всё государство, а не занимать в нем лишь некоторый угол» (Достоевский Ф. Братья Карамазовы. Кн.2, гл.V / Д.,XIV,56).

Тем самым, вместе с тем безвестным «синодалом» (хотя имя его и установлено пытливыми филологами, но говорим «безвестным» в сравнении со всемирной славой его оппонента) «духовными лицами», которым «возражал» почвенник Достоевский в своем романе и публицистике, были и все Отцы Церкви, учившие провиденциальному характеру такого рода разделений, необходимо пребывающих в мире до Второго Пришествия. «”И отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью” (Быт. 1,4, 5). Подобное разделение мог произвести один Тот, Кто в состоянии был прежде, чем они пали, предвидеть, что они падут и пребудут в мрачной гордости, лишившись света истины. Ибо разделение между известными нам днем и ночью, т. е. между земным светом и земной тьмой, Он повелел произвести так хорошо знакомым нашим чувствам светилам небесным: “Да будут светила на тверди небесной для освещения земли и для отделения дня от ночи”. <…> Но между тем светом, который есть святое общество ангелов, светящееся духовно в свете истины, и противоположной ему тьмой, т. е. отвратительнейшими душами злых ангелов, уклонившихся от света правды, мог положить разделение только Он сам, для Которого не могло быть тайным или неизвестным будущее зло, — зло не природы, но воли» (блж. Августин. О граде Божьем. Кн.11, гл.XIX / Блаженный Августин. О граде Божьем. СПб., «Алетейя»; Киев, УЦИММ-Пресс, 1998. С.487-488).  

То же самое касается границ церковных юрисдикций: они нужны, помимо прочего (других полезных функций), чтобы отделять Церковь от расколов и ересей. Казалось бы, прописные истины. Но нет, «православные хиппи» экуменисты тут как тут со своим «Make love, not war!» (анг.: «Занимайтесь любовью, а не войной!»). В этом плане экуменизм это своего рода экклезиологический пацифизм: если Церковь всегда вела непримиримую духовную брань с ересями, то «православный экуменизм» выстраивает с ними политику «богословского диалога», «мира и добрососедства», «взаимовыгодного сотрудничества», осуществляет различные совместные социальные проекты, в том числе – ведет общеконфессиональную «борьбу за мир во всем мире».

Очередной формой нового гностицизма в наши дни выступает «православный пацифизм» Кураева и ему подобных активных противников СВО внутри РПЦ. Почему мы определяем такую идеологию как род «политического гностицизма» (задаются некоторые таким вопросом, сомневаясь в его корректности)? Потому что в основу этой идеологии, как мы видим, положено гностическое по типу смешение духовного с душевным, сверхъестественного (божественного, благодатного, церковного) и естественного (социального и политического). Поскольку природой всякого гностицизма является «плотское мудрование» (Рим 8:6), плодом его и становится ложный религиозный «гнозис» («прекословия лжеименное знание» (1Тим 6:20)), оппозиционный подлинному религиозному знанию Священного Предания («церковной схоластике» – в терминах нового гностицизма). Гностик есть тот, кто о духовном судить по-плотски, а о плотском – «духовно» (отсюда другая навязчивая идея новых николаитов – «одухотворение плоти»); кто смешивает в своей идеологии разделенное Самим Богом и разделяет соединенное Христовой Церковью (в частности, отвергает каноны, дозволяющие христианам убивать на войне врагов своего земного отечества). Поэтому в то время как Русская Церковь молится о победе русского оружия как наиболее приемлемом для Христианства способе восстановления мира на Украине, «православные хиппи» на этот счет разрождаются таким язвительным «богословием»:

«Евангелие о превентивной войне: "Итак не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы". (Мф 6,34) Неужели это только о съестных запасах и "пенсионных фондах"? Мне кажется, это стоит помнить и при принятии любого морально значимого решения, главным аргументом в пользу которого является опасение завтрашних невзгод. Вряд ли с этим словом Христа совместимо поведение по принципу "Я сегодня стану людоедом, иначе послезавтра меня могут укусить"» (Кураев А. Закон гражданский и божественный).

А то, что перед этим «превентивным ударом» киевская хунта восемь лет осуществляла именно «людоедство» русского населения Восточной Украины, об этом «плотское мудрование» умалчивает. Либо, как сказал другой политический софист, «об этом и говорить смешно». «Западные политики сейчас в один голос кинулись доказывать, что на Украине нет признаков геноцида, поскольку там, дескать, нет преследования по этническому, языковому или религиозному принципу. Официальный представитель МИД России Мария Захарова уже пообещала прислать канцлеру материалы долгих скрупулезных расследований и эксгумаций массовых захоронений в местах, где в 2014-2015 годах зверствовали украинские "добробаты". Однако уже понятно, что Запад отмахнется от этих материалов, заявив, что эти могилы не указывают на этнические чистки» (РИА-Новости). И это еще один яркий пример гностических (лжеименных) «любви» и «морали».

Александр Буздалов