Фрики благовестия, или Ловцы человеков на живца

свящ. Павел Островский. Фото: Русская Народная Линия

Ярким примером модернистской формы миссионерства является деятельность свящ. Павла Островского, слишком смелые приемы которого стали объектом острой критики на православно-патриотическом ресурсе РНЛ. При этом обличители, как правило, не отдают себе отчета в том, что причина эпатажного поведения этого и многих других миссионеров лежит вовсе не в их личных недостатках, но в самой системе новой миссии, порождающей таких фриков благовестия на регулярной основе. Либо такое дифференцирование хорошего руководства и плохих исполнителей, правильной инструкции и перегибов на местах, мотивируется у критиков добродетелью «смиренномудрия», априори выводящей священноначалие из зоны критики. Так, например, в бытность руководства ОВЦС митр. Иларионом (Алфеевым) он один в протестах ревнителей оказывался виновным в экуменической деятельности РПЦ, притом, что этот «козел отпущения» во всех своих «грехах» этого рода без исключения всего лишь прилежно выполнял решения Синода и Патриархии.

Аналогичным образом дело обстоит с фриками благовестия. Все эксцессы современной миссии и, в частности, случай иерея Павла Островского объясняются только тем, что в самой основе новой миссии лежит ложная, то есть, лжехристианская идея. Заключается она в глубоко неверном понимании того, как в человеке рождается спасительная вера в Христа-Бога. Ортодоксальное учение об этом было великолепно изложено в Духовном регламенте 1721 г., составленном крупнейшим русским богословом того времени арх. Феофаном (Прокоповичем) и подписанном всеми архипастырями Русской Церкви, то есть, имеющем статус соборного документа, или символической книги. «Ведал бы всяк Епископ меру чести своея, и невысоко бы о ней мыслил и дело убо великое, но честь никаковая, почитай в писании знатная определена. Апостол, разрушая мнение Коринфянов, о своих пастырях кичащихся, сказует, что дело пастырское имеет весь поспех и плод от самого Бога, в сердцах человеческих действующаго. Аз, рече, насадих, Апполлос напои, Бог же возрасти. И потому наводит, что за возращение сие человеку никая же остается похвала. Тем же ни насаждаяй есть, ни напаяяй, но возращаяй Бог. А пастырей нарицает там же, служительми Божиими, и строительми таин Его, только бы в деле том вернии пребыли. Убо точию внешнее дело пастырское есть проповедати, настояти, запрещати благовременно и безвременно, и обряды Таин Святых строити. Дело же внутреннее, еже обращати сердца к покаянию и обновлению жития, есть единаго Бога, благодатию Своею чрез слово и тайнодействие пастырей, аки чрез орудие невидимо действующаго» (Духовный регламент, тщанием и повелением всепресветлейшего, державнейшего государя Петра Первого, императора и самодержца всероссийского, по соизволению и приговору всероссийского духовного чина и Правительствующего Сената, в царствующем Санктпетербурге, в лето от Рождества Христова 1721, сочиненный. / Сост. Феофан (Прокопович). Изд. 1. Москва, «Синодальная типография», 1856. С.31). На этом основании тот же Регламент называет «безумными» тех миссионеров, которые прибегают к тем «специальным эффектам», которые, напротив, настоятельно рекомендует использовать новейший доктринальный документ РПЦ, касающийся этого вопроса. «Аще проповедник видит от слова своего в народе пользу, да не хвалится тем. Аще же не видит, да не сердитует, и людей за сие да не поносит. Дело их есть говорить: а обращение сердец человеческих, дело Божие есть. Аз насадих, Аполлос напои, Бог же возрасти. Безумно творят проповедницы, которые брови своя поднимают, и движение рамен являют гордое, и в слове нечто такое проговаривают, от чего можно познать, что они сами себе удивляются. Но благоразумный учитель, елико мощно, да тщится и словом и всего тела действием таковаго себе показовать, что он ниже помышляет о своем остроумии или красноречии» (там же; с. 68).

Объясняется же столь значительная перемена в методологии миссии именно тем, что согласно представлению модернистского направления богословской мысли, христианская вера в человеке – от самого человека и от благоприятных для этого внешних факторов, то есть, от христианской среды, которую, соответственно, и должен создать миссионер.

«Концепция миссионерской деятельности Русской Православной Церкви определяет цель православной миссии как проповедь для пробуждения веры» (О миссионерской ответственности священника Островского).

Вот именно. Поскольку святая вера – это свойство самой человеческой природы (как «верует» модернизм), постольку необходимо лишь создать нужную «среду», чтобы вера в человека родилась сама собою, словно по какому-то закону физики. То есть, возникновение веры в богословском модернизме – это органический процесс. Или, наоборот, «белая магия», где в качестве православного Гарри Поттера выступает миссионер с «волшебной палочкой» микрофона в руках, один взмах которой производит в сознании оглашаемого внутренний резонанс, искомую апперцепцию веры. Отсюда – все ритуальные действия модернистского миссионера-алхимика, все его тщательно продуманные (или – выражаясь книжно – концептуальные) словеса, рассчитанные на нужную реакцию.

Также в хогвардской методичке («Концепции миссионерской деятельности РПЦ») сказано, что для успешного «сеанса белой магии» (производства веры в сердце слушателя) непременно необходима «рецепция культуры» объекта миссии.

«Рецепция (от лат. receptio – принятие) – восприятие и преобразование одних процессов в другие с целью их согласования с чем-либо иным. Церковная рецепция культуры – согласование средств и методов миссионерства со спецификой разных культур, традиций и обычаев. Православие рассматривает культуру как “социальную природу” человека. Стоит миссионерская стратегическая задача переосмысления, преображения культуры народа для ее воцерковления, создания национально-церковной культуры и социокультурной среды во всем обществе: «Для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев; для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобрести подзаконных; для чуждых закона – как чуждый закона, – не будучи чужд закона пред Богом, но подзаконен Христу, – чтобы приобрести чуждых закона; для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых. Сие же делаю для Евангелия, чтобы быть участником его» (1 Кор. 9, 20-23)» (Концепция миссионерской деятельности РПЦ / Методология миссии. 2.1).

Иными словами, чтобы ввести объект миссии (субъекта язычества) в ограду Церкви, миссионеру сначала нужно самому погрузиться в мир язычества: освоить его лексику, проникнуться его идеями и ценностями, чтобы с их помощью насадить в клиенте свои (христианские) ценности. Поэтому, чтобы эффективно «улавливать человеков», миссионер Островский завел себе блог в популярной соцсети, как того требует сама «стратегическая» Доктрина миссионерской деятельности РПЦ, то есть, прямое указание священноначалия, которой иерей Островский не может ни подчиняться по субординации своего положения в Церкви.

«Думаю, каждый, кто сегодня работает в Интернете и говорит если не от лица Церкви, то по крайней мере выступает как священник, должен помнить эти слова: “Для всех я был всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых” (1Кор 9:22). А значит, сотериологическое измерение вашего присутствия в Интернете абсолютно обязательно» (Святейший Патриарх Кирилл встретился со священниками, осуществляющими миссионерскую деятельность в Интернете).

Но это знание, что называется, эзотерическое. То есть, об этом лучше не знать тем, в отношении кого священник осуществляет свою «сотериологическую деятельность» в электронной сети, иначе магия может исчезнуть, и нужного эффекта (превращения неверующего в верующего) не случится. Поэтому на прямой вопрос «Для чего вы создали блог?» иерей Островский отвечает следующее:

«Вы знаете, меня очень часто спрашивают, для чего я это сделал, почему я это сделал… Люди не понимают то, что я… очень мало думаю… по жизни… Я очень много вещей сделал, просто не о чем не думая» (О миссионерской безответственности священника Павла Островского).

Как Господь со Своими учениками говорил открыто, а с остальным народом – притчами, так представитель новой миссии во внутреннем миссионерском кругу прекрасно знает, для чего он создал блог (а именно, для «сотериологической деятельности» «уловления человеков» в свои электронные сети), но так как потенциально уловленным знать об этом нецелесообразно, для их же блага иерею Островскому приходится соврать, или, как выражается основная аудитория его миссионерства (а это подростки, по преимуществу), «включить дурака». Потому что в том-то и суть, что блог иерей Островский создал осознанно, как того требует специально разработанная Концепция РПЦ для миссионеров, то есть, систематическое учение, руководствуясь которым он организовал площадку для своей миссионерской деятельности. Более того. Мотивировать свое решение (создать блог) прямо противоположным образом («маломыслием по жизни») ему внушило не только и не столько желание скрыть от непосвященных свои профессиональные секреты, сколько требование той же иезуитской Стратегии о необходимости «рецепции культуры» оглашаемых. Поскольку последние в случае миссионера Островского, как было сказано, являются тинэйджерами, которым свойствен ветер переходного возраста в голове, поэтому по концептуальному принципу «становления всем для всех» (то есть, приспособления Благой вести к сознанию каждого), иерею Островскому пришлось стать временно невменяемым, чтобы молодежная аудитория приняла его за «своего парня».

«Я, например, в молодости себя очень плохо вел…», –

продолжает миссионер Островский по истинно-апостольскому кенозису (самоуничижению как «снисхождению к немощам») «становится» глупцом для глупцов, совершая характерные жесты человека, вынужденно лукавить (почесывать там, где совсем не чешется)

«…очень плохо себя вел… не буду подробностей… и меня спрашивают: Отец Павел, о чем ты думал? – Я говорю: ребята, в том-то вся и суть, что я не думал» (О миссионерской безответственности священника Павла Островского).

Но суть, в том, повторим, что пример из своей несмышлёной молодости – это не ответ на вопрос о причинах создания блога, но уход от него. Блог в Телеграмм-канале о. Павлом создан с конкретной целью, которая тщательно продумана за него Доктриной миссионерской деятельности. То же самое относится и к самому примеру из собственной молодости: хотя она и была бестолковой, как всякая молодость, обращение к ней должно создать то виртуальное пространство, где состоится чаемая духовная встреча миссионера и оглашаемого, где, став для второго неразумеющим, первый рассчитывает что, тот станет разумеющим его нынешним (христианским) разумением, то есть, проделает тот же путь от безумия мира к христианской вере, который он проделал с тех пор, как перестал быть «неразумным по жизни».

Однако (возвращаясь к тому, с чего мы начали) проблема заключается в том, что таким образом христианская вера в человека не возникает. Неверующего превращает в верующего не другой человек (миссионер), но один только Господь Бог Своею благодатью. «Никто не может придти ко Мне, если не привлечёт его Отец, пославший Меня» (Ин 9:44). Поэтому неразумие заключается в самой Доктрине новой миссии, руководствуясь которой каждый современный миссионер вынужден превращаться во фрика. Богословский модернизм в своей погоне за обновлением Христианства с целью повышения уровня его усвоения человеком массовой культуры не заметил того, как сам стал неразумным, восприняв это неразумие от мира, профанируя все тот же принцип «становления всем для всех». Поэтому манерное признание миссионера Островского в том, что он «очень мало думает по жизни», в этом смысле оказывается истинным, потому что даже то, что он «в себе» (эзотерически, или сокровенно) считает хорошо обоснованным, в высшей степени рациональным (основанном на принципе миссионерства самого Апостола), на самом деле, является истиной уже не Христианства, но мира сего, то есть, «пустословием ложного знания» (1Тим 6:20).

«У нас тоже при храме есть “молодежка”… Значит, это помещение, где собираются пацаны, девчонки, играют в настольные игры, чай пьют… У нас есть три правила: запрещено ругаться матом, запрещено пользоваться гаджетами, и запрещено говорить про Бога. Всё. Идеально. Ходят неверующие, верующие…» (О миссионерской безответственности священника Павла Островского).

«Идеально» и означает полностью соответствует Стратегии миссионерской деятельности, или принципу «становления всем для каждого». Первые два табу – это первые «жертвы», которые неверующий (человек мира сего) должен принести, чтобы стать верующим. Третье табу – это как раз «христианская жертва» кенозиса (самоуничижения) миссионера как снисхождения к сознанию оглашаемого, который еще не способен говорить о Боге здраво, поэтому и миссионер в общении с ним отказывается говорить о Всеблагом, чтобы по мере возрастания того в разуме, этот запрет мог быть снят для того и другого – и миссионер мог начать говорить оглашаемому о Боге, а тот был способен не только слушать это, но и слышать.

Однако поскольку, как было сказано, ложной является сама Доктрина, миссия не приносит результата. Причем неразумие богословского модернизма настолько усиливается в нем со временем (по мере погружения в стихию мирского неразумия), что он сам говорит об этом (бесплодности всех своих миссионерских трудов), но «имея уши», уже сам «не слышит».

«Идеально. Ходят неверующие, верующие… Ну вот за последние два года, сколько там ходило [в молодежку], все неверующие ходят в храм… Такая прям банда ходит православных, жутко выбешивает всех бабушек, потому что у них там “туннели” [аборигенский прокол в мочке уха со вставленной в него клипсой большого диаметра], татуировки… ну [одним словом, совсем] не верующие, сброд такой… Но мы им ни разу про Бога не говорили» (О миссионерской безответственности священника Павла Островского).

Это и есть суть модернистской миссии: задача оказывается невыполненной, цель не достигнута: неверующий так и не стал верующим (ибо это в принципе невозможно сделать никакими усилиями другого человека). Однако миссионер нового поколения, как истинный христианин, не теряет надежды: хорошо уже то, что неверующий начал «ходить в храм», пусть и оставаясь неверующим, потому что это расценивается неразумием модерниста как еще один шажок к появлению веры в будущем. Пусть он лишь присутствует на богослужениях, куда его заманил миссионер умелыми уловками (как и еретиков – в аналогичной «концепции экуменической деятельности»). В храме неверующий попадает в поле повышенного действия благодати, а значит, станет верующим если не на третий, так не следующий год прогрессивной миссионерской обработки.

Это напоминает тот подход, который использовал «мятежный архиерей» Тихон у Достоевского для «обращения в свою веру» Ставрогина.

«Да для чего вам непременно бог, ведь вам же говорит совесть страданием вашим. Потом уверуете и в бога» (Достоевский Ф. Бесы. Подготовительные материалы / Д.,XI,266).

«Если веруете, что можете простить сами себе и сего прощения себе в сем мире достигнуть, то вы во всё веруете! — восторженно воскликнул Тихон. — Как же сказали вы, что в бога не веруете?» (Достоевский Ф. Бесы. Гл. «У Тихона» / Д.,XI,27).

Это подобие «концепций» и означает, что в основе новой Доктрины миссии лежит отнюдь не Апостол и Евангелие, но идеи религиозного гуманизма таких мыслителей, как Достоевский. У последнего вера рождалась из самого неверия

(«я — дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоила и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных» (Достоевский Ф.М. – Фонвизиной Н.Д. / Д.,XXVIII(1),176)

в ходе нравственной теогонии «развитой личности».

«Стало быть, не как мальчик же я верую во Христа и его исповедую, а через большое горнило сомнений моя осанна прошла, как говорит у меня же, в том же романе, черт» (Достоевский Ф.М. Дневник писателя. 1881, март. Подготовительные материалы / Д.,XVII,86).

Схожим манером (из самого «сомнения», из самой субкультуры как «социальной природы человека») вера должна возникать в людях мира сего и согласно новейшей миссионерской Доктрине РПЦ. Разница лишь в том, что если у Достоевского, по преимуществу, каждый человек сам доводит себя до состояния «веры» в ходе «генетического роста» (Достоевский Ф.М. Социализм и христианство / Д.,ХХ,191-194), то в модернистской Концепции ему помогают осуществить этот же самый духовный «рост» другие носители той же природы, уже успешно проделавшие этот путь в Царствие Небесное по эволюционной «лествице» духовной космогонии.

«…у меня трое детей, и они ж всё равно, естественно все хотят в планшетах сидеть, там гаджетах, всё остальное, поэтому я им сам скачал Genshin, говорю – вот, короче, играем в Genshin вместе, там вчетвером можно рубиться. Там мы уже на ранге высоком все, но мы рубимся вместе, мы играем в компьютерные игры те, в которые можно играть вместе, чтобы потом было что обсуждать и за счет этого в принципе мы разговариваем со всеми» (Павел Островский: компьютерные игры, татуировки, как полюбить сложный предмет, страшный грех учителя).

Иными словами, верой можно делиться, как бонусами в компьютерной игре. Сначала я с тобой пообщаюсь на твои любимые темы (разделю с тобой твои страсти), а потом ты мне отплатишь той же монетой – и разделишь со мной мою веру... Разве не умно придумано? А вы говорите «мало думаю по жизни». Проблема только в том, что если даже много думаешь о том, что является дурью само по себе, то ни «ума Христова» не прибавится, ни святой веры.

«Для священника Интернет — это <…> среда, где он несет людям Благую весть — может быть, специфическими словами, в специфических категориях мысли, с привлечением специфической аргументации. <…>  Вот мой главный тезис, и поэтому вывод очень простой: если я принимаю, что это моя "кафедра", с которой я обращаюсь к людям, — с определенной фразеологией, с определенным целеполаганием, но именно как священник, для того чтобы содействовать их спасению, — тогда все это оправдано» (Святейший Патриарх Кирилл встретился со священниками, осуществляющими миссионерскую деятельность в Интернете).

Именно эту установка, это благословение официальной Доктрины Патриархии, повторим, и порождает фриков благовестия, делает их «ловцами человеков на живца», где «живец» – это сам миссионер, максимально уподобляющийся «культуре» нового язычества, готовый чуть ли не сам сделать себе татуировки и «туннели», если это еще немного приблизит к вере неверующих, или, по крайней мере, ему так покажется. В то время как единственная задача миссионера – это возвещать Евангелие, как оно есть, именно прямо говорить миру о Христе-Боге, а не приспосабливать Благую весть для каждой субкультуры, потому что уверует человек или нет – это не зависит от «специфики» аргументации и лексики миссионера ни в какой степени. Поэтому для Поместной Церкви лучше не иметь никакой Концепции миссионерской деятельности, чем иметь ложную, составленную людьми, вера которых сама еще варится в алхимическом «горниле сомнений».

Александр Буздалов