«Круглый стол» богословия всеединства
Дата создания:
Фото: gefter.ru
Как мы уже знаем, проникновение в русское богословие неогностических идей романтической философии всеединства, начиная с конца XIX в., порождает «новое богословское сознание». Так гностическая «теургия» стала «синергией» нового богословия; новорелигиозная космогония «мировой души» сообщила аналогичный динамизм пневматологии новых богослов; идея гносеологического прогресса вызвала на свет идею «догматического развития»; идея эволюции отозвалась хилиастическими настроениями, идеей «некатастрофического перехода» всемирной истории в Царствие Божие. Одним из наиболее значимых проводников подобных заимствований явилось движение «нового религиозного сознания», сформировавшееся вокруг Религиозно-философских собраний (1901-1903 гг.) и Религиозно-философского общества имени Вл. Соловьева (1905-1918 гг.) в С-Петербурге и Москве, соответственно.
Но, как показывает жизнь, время такого рода движений еще не прошло и механизм рецепции неогностических учений богословской мыслью продолжает работать и в наши дни.
«В редакции журнала “Гефтер” 14 января прошел круглый стол “Богословие XXI века: что дальше?”. <…> Круглый стол стал третьей встречей из цикла “Современное богословие”, который проводится редакцией журнала “Гефтер” в помещении Русского института.<…> целью круглого стола является выработка нового богословского языка и картографирование различий между богословием и науками, что послужит развитию как науки, так и богословия. <…> современная математическая физика с ее странными новыми частицами видит картину мира, которому дана возможность возрастать, видит “щедрого Бога”. Физики изучают процессы, при которых частица ускоряется, приобретает что-то, чего не имела вначале. “Мне кажется, что это восхитительно, и это богословская мысль, – заключила [Ольга] Седакова. – Этот случай показывает, что чисто богословские мысли, щедрый Бог или скупой, могут прийти в богословие извне”. Богословие должно освободиться от тяжелого школьного духа, что всё разложено по полочкам, что всё распределено. Богословие может открыть человеку возможность пользоваться тем мышлением, которое дает современное посленьютоновское сознание. <…> чтобы увидеть божественное в мире, в человеке. Антропология и космология могут стать главнейшими направлениями богословия. Природа была христианской мыслью совершенно забыта. Природа становилась чем-то почти языческим, грешным, об этом было лучше не думать. А математическая физика божественную природу мира видит».1
Как мы видим, новейшая богословская мысль в лице известной поэтессы (и менее известного доктора богословия) Ольги Седаковой в точности повторяет основной тренд «нового религиозного сознания» (скажем, в лице Зинаиды Гиппиус, для полной симметрии): «щедрый Бог» неогностицизма (в отличие от «тяжелого духа» и «скупого Бога» «средневековой схоластики» с ее догматической «косностью» и негуманностью) дает миру и человеку возможность «возрастать» именно в сторону «божественности».
«Христианство, его данное и (потенциально) должное, его воплощение в мире, в истории, в человечестве – вот главная тема Религиозно-Философских Собраний 1901-1903 гг. <…> Это было стремление услышать “голос Церкви” (а где его услышать, если не из уст ее представителей?). Как сама она смотрит на свое прошлое, настоящее и будущее? Включается ли мир – космос и мир человеческий в зону церковного христианства, т.е. христианства, носимого и хранимого реальной исторической Церковью?» (Гиппиус З.).2
«…отправились мы однажды <…> к ректору парижской семинарии, abb. Portal’ю. Присутствовало там немало других аббатов и, кажется, эвэков. Д.С. [Мережковский] со свойственным ему увлечением стал тотчас же говорить о своих идеях, о вселенской церкви, о том, что христианство должно войти в мир, о неправде папизма… <…> Д.С. Поразила близость некоторых идей [неокатоликов модернистов] к его собственными, а также странная близость, несмотря и на большую разницу, этой борьбы за христианство с исторической церковью — к тому, что происходило у нас, в Петербурге, на наших Р.-ф. собраниях» (Гиппиус З.).3
И так же, как и в католицизме («французская элита того времени была за движение модернистов: оно захватило Ecole Normale и Сорбонну»), глас народа был услышан академическим богословием на православном Востоке: мир человеческий постепенно был включен в зону церковного христианства.
Соответственно, и наоборот, церковное христианство оказывается в данных обстоятельствах «включенным» «в зону мира человеческого» и его сугубо человеческой «премудрости» и «просвещенности». Это хорошо заметно из выступления другого участника «круглого стола» игумена Петра (Мещеринова), еще одного ярко выраженного представителя «нового богословского сознания».
«…мы видим все-таки некоторую перемену, которая происходит, и она происходит не за счет внутренних процессов Церкви, то есть не за счет какого-то внутреннего богословского осознания того или иного, а приходит вовне, в данном случае за счет того, что эпоха Просвещения, секуляризация изменила культурное нравственное положение вещей и да, мы действительно смягчились и гуманизировались, но это произошло не за счет Церкви и не за счет богословия. Это ответ на ваш вопрос, что влияет, а что не влияет на богословие. На богословие влияет это самое Просвещение, секуляризация, которая, на мой взгляд, является провиденциальным действием Божьим в силу того, что Церковь с чем-то не справилась, с каким-то заданием, вот Бог передал это чему-то внешнему по отношению к Церкви, а именно, скажем, действию Просвещения и секуляризации, и это действует на Церковь. <…> богословие будет идти все-таки вслед за временем, и в этом как раз богословы, мне кажется, должны усматривать ведущую нас руку Божью, если понимать трактовку истории как свидетельство Богочеловека».4
Здесь можно наблюдать уже традиционное для «нового богословского сознания» влияние гегельянства, понимавшего исторический процесс как диалектику самопознания «Абсолютной идеи», или Логоса – в терминах богословия. Несмотря на, опять же, традиционную для отечественного извода философии всеединства полемику с Гегелем (начиная со славянофилов), декларированное несогласие с ним в деталях, сам космогонический принцип гегельянской историософии является непреложным для русской религиозной мысли, искажая, в частности, ортодоксальное понятие промысла Божия в сторону этого диалектического «всеединства». В скором времени и новым богословием Промысл начинается пониматься как большее или меньшее совпадение конъюнктуры исторического процесса и Божественной деятельности, конечно, не полной имманентности и тождества Логоса миру и истории, как в гегельянстве
(«абсолютная идея есть необходимое, есть сущность обоих — природы и духа, — где исчезает то, что составляет их различие, их предел и конечность. Сущность природы и сущность духа есть одно и то же, и в этом тождестве они уже не то, что они в своей разделенности и в своем качестве»),5
но – пока частичной имманентности (находящейся на пути к полной), когда человеческая деятельность в силу Боговоплощения уже в достаточной мере отражает Божественную деятельность, актуализирует ее в мире (как человеческая природа в высших ее характеристиках являет собой Божественную природу в классическом гностицизме).
Склонность к подобному «всеединству» демонстрировали и предыдущие поколения отечественных богословов-модернистов. Например, митр. Никодим (Ротов) писал в 1971 г.:
«Понадобились многие века, чтобы на почве прогрессирующего развития общественных отношений, совершавшегося в ходе все более целеустремленной борьбы за социальную справедливость, под влиянием гуманизма, просвещения и революционных учений, христианская мысль смогла произвести коренную переоценку ценностей и взглянуть на “земной град” значительно объективнее, избегая как излишней его идеализации, так и недооценки его значения в плане общепромыслительной и спасающей деятельности Божией, направляющей весь мир к полноте времен <…> За пределами “града Божия” происходит также постепенное обновление мира, состоящее в созидании сокровенных элементов Царства Божия, на основе рассеянных среди “земного града” и зреющих в нем “сперматических логосов” истины и добра».6
Схожие идеи ранее высказывал другой русский религиозный философ и богослов Василий Зеньковский (учредитель еще одного Религиозно-философского общества — на этот раз при Киевском университете в 1911 г.):
«Божественные идеи вечны по своей природе; входя в мир, и “живя в мире”, они сохраняют это качество вечности, но, с другой стороны, жизнь идей в мире подчинена судьбам мира… Так создается эта двойственность, как раз исходящая от акта творения – творение мира не есть поэтому лишь творение материальной основы мира, но есть в то же время “засеменение“ в этой материальной основе тех или иных форм, таящих в себе нормативный и потому и энтелехийный характер. Идеи в мире не созданы, не “сотворены”, но “засеменяя” мир собой, они живут уже новой жизнью, приобщаясь к тварному естеству (не теряя качества вечности, но являясь уже “образами” идей в Боге)».7
Соответственно, и наоборот: «тварное естество» приобщается «нетварным идеям» (обратно возвращается «в Бога» вместе с Его «идеями») в силу самого своего бытия, то есть? естественно и неотвратимо, как закон всемирного тяготения… Для уверения (себя – в том числе) в том, что эти «основы гностической философии» (это псевдохристианизированное гегельянство) являются истинной «христианской философией» («патристическим возрождением»), и требовалась формальная полемика с патриархами философии всеединства Шеллингом и Гегелем.
«…с христианской точки зрения единое (перед Богом) человечество движется к спасению – смысл истории именно в этом и заключается. История не есть бессмысленная растянутость человечества, но в ней совершается во многом таинственный и закрытый, но подлинный процесс движения человечества (и космоса) к Царствию Божию. Пути Божии в истории нам действительно непостижимы, и думать, как это все же с несомненным блеском развил Гегель, что в истории во всем есть действие Логоса, в диалектике которого ключ к пониманию исторического бытия, не приходится. В истории <…> есть много алогичного <…> в ней действует так часто слепая воля людей и злая сила злых духов. Закрывать глаза на это и искать всюду, как этого ищет Гегель, диалектику Логоса невозможно, но это вовсе не означает бессмысленность истории. <…> в истории развертывается тема спасения. В этом смысл истории [история <…> движется именно к этому “концу” – история, имеющая своим субъектом все человечество в его единосущии] <…> идеи, находимые в мире, связаны между собой различными диалектическими связями, а при известной умственной зоркости слагаются даже в систему – но связующая сила заключена в познающем субъекте, который еще должен “открыть” эти диалектические связи, которые как бы ждут того, кто их откроет» (Зеньковский В.).8
Вот Гегель эти «диалектические связи», это «божественное в мире и человеке», и открыл. А Зеньковский (имже, отечественным богословствующим гегельянцам, несть числа) это открытие взял на вооружение, немного разбавив «абсолютный» гностический рационализм Гегеля «христианской непостижимостью» (как бы апофатикой), от которой при первом случае и отказался, не устояв перед ослепительным «блеском» «связующей силы, заключенной в познающем субъекте». А если предвечные логосы «засеяны в мире», день ото дня «назревая» в чертополохе будней, то тогда, конечно, и просвещение, и гуманизм, и прочие «революционные учения» суть «свидетельства богочеловека», постепенно опутывающего все и вся эфирной паутиной «единосущия».
Александр Буздалов
_____________________________________________________
1 Миловидов К. Богословие XXI века: что дальше?.
2 Гиппиус З. Первая встреча (К истории Петербургских Религиозно-Философских Собраний 1901-1903 гг.). Последние Новости. Париж, 1931. 2 августа. № 3784. С. 2-3.
3 Гиппиус З. Дмитрий Мережковский. Ч.2, гл.4 / Гиппиус З. Дмитрий Мережковский. М.: Книга по Требованию, 2011.
4 о. Петр Мещеринов. Богословие XXI века: что впереди? Богословие сегодня? Скрещение традиций и новаций.
5 Гегель Г.В.Ф. Философия религии в двух томах. М., изд. «Мысль», 1976. Т.1. С.286.
6 митр. Никодим (Ротов). Христианская ответственность за лучший мир. Доклад на IV Всехристианской конференции 30 сентября 1971 года / ЖПМ. 1972, №1. С.42.
7 Зеньковский В. Основы христианской философии. М., 1996. С.154.
8 Там же. С.218.
Комментарии
У этой статьи нет комментариев