Патриарший сеанс «православной психотерапии»

Еще одним наглядным примером полупелагианской сущности сотериологического синергизма может служить проповедь Патриарха Московского и Всея Руси Кирилла в 3 Неделю после Пятидесятницы, в которой предстоятель РПЦ сделал толкование фрагмента Послания Римлянам.

«В сегодняшних апостольских словах содержится величайшая мудрость, способная помочь каждому из нас в трудных жизненных обстоятельствах. “От скорби проистекает терпение, от терпения — опытность, а через терпение является нам любовь Божия” (см. Рим. 5:3) — вот какими словами учит нас апостол Павел, чтобы мы были способны преодолевать то, что сегодня называется стрессом» (Патриархия.ру).

Первое, что обращает на себя внимание, это, конечно, перевод «скорби» в современных понятиях как «стресса». При этом сразу скажем, что недомыслием было бы списать неудачное истолкование на личный богословский модернизм патриарха. Потому что, на самом деле, такое сползание в «православную психологию» (или «естественную религию» гуманизма) задано самой концепцией синергии. И сейчас мы еще раз покажем, как именно это происходит.

Суть в том, что христиане испытывают именно скорбь, а не стресс. Стресс испытывает «ветхий человек». Природа христиан имеет принципиальное антропологическое отличие от природы ветхой, то есть, падшей, потому что в эту природу «воипостазирована» благодать. «Итак, оправдавшись верою, мы имеем мир с Богом через Господа нашего Иисуса Христа, через Которого верою и получили мы доступ к той благодати, в которой стоим и хвалимся надеждою славы Божией» (Рим 5:1-2). «Итак, кто во Христе, [тот] новая тварь» (2Кор 5:17). Казалось бы, когда еще, как ни в ближайшие после Пятидесятницы недели, об этом помнить. Но в том-то дело, что вера эмпирического человека в благодать столь слаба, а вера в себя столь непоколебима, что уже на третью неделю Пятидесятницы от веры в благодать мало, что остается, а вера в человека (в его способность героически «преодолевать себя») уже выходит на первый план. По этой же причине патриарху одновременно захотелось молиться непременно на «Троицу» Рублева (которая для этого специально была перенесена в ХХС к Празднику Всесвятой Троицы), потому что другие святые иконы, по его мнению, не столь эффективны по своей силе «содействия» в преодолении человеком своих природных границ.

«Воззрением на Святую Троицу" преподобный Сергий, основавший Троице-Сергиеву лавру, учил преодолевать распри в мире» (РИА-Новости).

Претерпевание внешних воздействий окружающей среды, которые вызывают в ветхом человеке стресс как внутренние «распри» души, в новом во Христе человеке вызывают скорбь, которая не нарушает его внутреннего «мира». В этом принципиальная разница «стресса» и «скорби»: стресс – это греховная («укоризненная») страсть, а скорбь – «неукоризненная» («бесстрастная»). В этом христиане и уподобляются Христу, который воспринял человеческую природу с неукоризненными страстями. Силой, позволявшей Христу удерживать свое человеческое естество от перехода неукоризненных (естественных) страстей в греховные (противоестественные), была сила божественной благодати. То же самое происходит с «теми, которые Христовы» (Гал 5:24): они тоже побеждают скорби не силою своего естества и вспомоществующей ему божественной благодати, но силою одной только благодати. Поэтому в основе синергического соединения усилий человеческого естества и благодати в преодолении греховных страстей, по своей сути, лежит полупелагианское маловерие в благодать и неоязыческая (гуманистическая) вера в природу вообще и в человеческую природу, в частности. И по этой же причине синергизм обречен на сползание в пелагианство как «естественную религию». В частности, в отожествление природы падшего человека и христианина как «новой твари во Христе» (2Кор 5:17). Или в отождествление неукоризненной «скорби» и греховного «стресса». Слова Апостола о том, что «мы — Его творение, созданы во Христе Иисусе на добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнять» (Еф 2:10), понимаются здесь (в синергизме) как не творение благодатью в Таинствах Церкви (прежде всего, духовное рождение от Бога в святом Крещении), но и по самому природному состоянию (которым для падшего человечества является состояние первородной греховности и безблагодатности). Что, опять-таки, является маркером пелагианства, а именно, отрицанием серьезности последствий грехопадения для человеческой природы, и что несовместимо с Христианством «Не отвергаю благодати Божией; а если законом» (естественной добродетелью, природной силой) «оправдание, то Христос напрасно умер» (Гал 2:21).

Разница христианской «скорби» и ветхого «стресса» такая же, как разница между «страхом Божии» и «животным страхом». Первое – это «начало премудрости» (Пс 110:10), то есть, источник христианских (производимых благодатью) добродетелей, а второе – начало греховных страстей. Поэтому «от скорби родится терпение, а от терпения» (Рим 5:3-4) «надежда», от надежды – «любовь Божия» (Рим 5:4-5), то есть, от одной благодетели (христианской добродетели, производимой благодатью) происходит другая по принципу «благодать воз- (на) благодать», которую мы «принимаем от полноты Его» (Ин 1:16). Благодать возрастает в подвижнике, потому что «не я уже живу, но живет во мне Христос» (Гал 2:20), в Котором полнота благодати. В том-то и дело, что если «от скорби происходит терпение», то от «стресса» благодетель терпения произойти не может: ветхое естество не производит святых христианских добродетелей ни в какой мере. Апельсины не растут на березах. От стресса происходит, наоборот, нетерпение, гнев, уныние, печаль и прочие греховные страсти.

«Не точию же, но и хвалимся в скорбех, ведяще, яко скорбь терпение соделовает» (Рим 5:3). «Соделовает», опять же, можно понять как «соработничество» природных сил души и «мегасилы» благодати. Но Апостол, как мы уже знаем, о соработничестве всегда говорит как действии лиц или сил одной природы («мы [Павел, Аполлос, Кифа] соработники у Бога» (1Кор 3:9); «Марк, Аристарх, Димас, Лука, сотрудники мои» (Фил 1:24)). Поэтому «соделывание скорбями (добродетели) терпения» означает внешние и внутренние действия Бога, творящего таким образом в христианах благодетель терпения. А именно, действуя извне как Промысл (посылая скорби как скорбные обстоятельства и события жизни человека) и одновременно действуя изнутри благодатью и в сумме «производя» скорбь как «бесстрастную страсть» души. Поэтому синодальный переводчик совершенно верно перевел «соделывает» как «производит», указывая тем самым на Творца, «ибо мы — Его творение, созданы во Христе Иисусе на добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнять» (Еф 2:10). Поэтому тем и другим христиане «хвалятся» как святыми дарами Божиими, различными Его (а не нашими) благими действиями, преображающими нас в подобие Его Сына. Как во Христе во время Его первого пришествия единственной силой, удерживающей Его «страсти бесстрастные» (неукоризненные) от перехода их в греховные (противоестественные), была благодать, то же самое совершается в христианах, «дабы Он был первородным между многими братиями» (Рим 8:29), а именно, усыновленными Богом по благодати. «В которой же стоим и хвалимся» (Рим 5:2): «терпением», «опытностью» (долготерпением), «упованием» (надеждой), «любовью» как все новыми и новыми (все большими и большими) сверхъестественными дарами Божьими.

«…а через терпение является нам любовь Божия». Какой вывод из этого сделает полупелагианец-синергист? – По сути, тот же самый, что делали пелагиане: любовь Божия является наградой за то, что он скорбел и терпел собственной силой. Но в Христианстве Павла такого не бывает. В его Христианстве все ровно наоборот. «Но если по благодати, то не по делам; иначе благодать не была бы уже благодатью. А если по делам, то это уже не благодать; иначе дело не есть уже дело» (Рим 6:11). Иными словами, если все-таки «по делам» (в частности, «через терпение»), то «по делам» самой же благодати. Потому что иначе получится религия самоспасения. В Христианстве Апостола Бог явил погибшим милость по Своей неизреченной любви (сказать о которой, что они ее не достойны, значит, не сказать ничего), когда они были еще духовно мертвы в своем падшем естестве. Он даровал именно «недостойным» Свою божественную силу (благодать), которой они смогли и неукоризненно скорбеть, и праведно терпеть, и возрастать в «опытности» того и другого как подобного божественному «долготерпению». «Ибо Христос, когда еще мы были немощны, в определенное время умер за нечестивых» (Рим 5:6). В том-то и суть, что ни одна из перечисленных Апостолом святых добродетелей не является заслугой самого человека. Все это – дары Божии, внедренные в душу силы божественной благодати, действующей в христианах, потому что «вы не по плоти живете, а по духу, если только Дух Божий живёт в вас» (Рим 8:9). И не по какой иной причине (никакой иной силой) не живет по духу тот, кто по нему живет. Поэтому «хвалящий хвались Богом» (1Кор 1:31). «Хвалящийся хвались о Господе. Ибо не тот достоин, кто сам себя хвалит, но кого хвалит Господь» (2Кор 10:17-18). Каким же образом «хвалит Господь достойного»? – Тем, что по Своей божественной милости (буквально ни за что) удостаивает погибшего грешника Своей благодати, которая производит (творит) в нем все новые и новые святые добродетели.

«Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. На таковых нет закона» (Гал 5:22-23). «Плодом» какого «духа» является добродетель «долготерпения»? Человеческого – говорит пелагианство. Божественной благодати – говорит Апостол. Потому что оппозицией «закона» (естества) у него всегда является благодать. Если «оправдывающие себя законом, остались без Христа, отпали от благодати» (Гал 5:4). а «весь закон в одном слове заключается: люби ближнего твоего, как самого себя» (Гал 5:14), то «оправдывающие себя законом» есть именно те, кто приписывает исполнение закона (производство добродетелей, долготерпения, в частности) силе естества, а не благодати.

Почему Апостолу приходилось повторять это коринфянам (и всем остальным его адресатам, то есть, первым христианским общинам) из Послания в Послание? Потому что весьма трудно эти истины Христианства доходят до сознания даже нового во Христе человека. Поэтому и синергиста как полупелагианца хлебом не корми, но дай похвалиться человеком. Себе приписать «достоинство», а не ожидать его от Бога милующего. Вообразить себе, что грех только «труднопреололим» для его падшего естества, чтобы приписать себе его титаническое преодоление, а Бога и Его благодать записать в свои «соработники» и «помощники».

«И вот сегодня апостол учит нас, как побороть этот стресс. Он говорит, что терпение — это величайшая способность человека. Но ведь терпеть можно по-разному. Можно терпеть с ужасом и страхом в глазах, стиснув зубы, усугубляя негативное воздействие на свое духовное состояние. А можно терпеть так, как терпели святые мученики, как терпели подвижники, которые опирались не только на свою силу, но и на силу Божию. Они обращались ко Господу с молитвой и верой, и Господь давал им силу преодолевать то, что мы сейчас называем стрессом, то есть, говоря в общих категориях, человеческие страдания. Для того чтобы научиться преодолевать страдания, нужно помнить, что без терпения это невозможно. Можно заглушать страдания разного рода медикаментозными средствами, которые нередко еще более ослабляют способность человека сопротивляться внешним отрицательным влияниям, а можно преодолевать их так, как учит апостол, — терпением. Конечно, у каждого свой предел терпению, и, к сожалению, у современных людей, избалованных высоким уровнем потребления и комфорта, обусловленного научно-техническим развитием, эти способности, несомненно, понижаются» (Патриархия.ру).

То есть, «православным психотренингом» (или «нравственным самосовершенствованием», как говорил Достоевский) можно повышать в себе «предел терпения», постепенно доводить его до уровня преподобных. Главное – человек способен сам положить начало этой благодетели, потому что она «величайшая способность человека», то есть, самой человеческой природы. А когда естественный предел терпения будет достигнут (как болевой порог), Бог пошлет «мегасилу» Своей «превышеестественной» благодати, и можно будет скорбеть и терпеть дальше. «Посмотрите, к чему придем мы, рассуждая так, – разве не к тому, что благодать Божия неким образом дается по нашим заслугам, и потому благодать – уже не благодать (Рим 11:6)? <…> Те, кто говорят подобное, не замечают, что награда эта вменяется верующим уже не по благодати, но по долгу. И я совершенно не вижу основания, почему бы и все вообще не приписать человеку, чтобы тот, кто смог добыть себе то, чего не имел, сам и увеличивал свое достижение» (блж. Августин. О предопределении святых / Блаженный Августин. Антипелагианские сочинения позднего периода. М., «АСТ-ТРАСТ», 2008. С.326). Именно это и происходит в полупелагианской концепции синергии. Потому что эти новые коринфяне (римляне, галаты и т.д.), выстраивая такую (обратную христианской) причинно-следственную конструкцию, всегда только так и делают, неосознанно приписывая человеку все больше и больше заслуг, все более и более «хвалясь человеком», а не Богом. Потому что если, априори «будучи ничем», «почитать себя чем-нибудь» (Гал 6:3), и одновременно «надеяться не только на свою силу, но и на силу Божию», то переход от этой малой (полупелагианской) лжи к большой (пелагианской) становится неизбежным. Не заметив как, ты начнешь уже уповать на свою силу, а на силу Божию – лишь как на «содействие» и «помощь», которые только облегчают тебе достижение цели (то есть, спасения), что и является основной догмой пелагианства.

«Но Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками» (Рим 5:8). А не тогда, когда мы явили добродетель терпения напряжением всего своего естества, как пустословят новые коринфяне-синергисты. Потому что и то, что мы скорбели без стресса (греховных страстей), и то, что мы много терпели (преодолевая пределы человеческого терпения), и то, что мы не переставали надеяться, скорбя и терпя, все это тоже было проявлением Божьей любви к нам, а именно, доказательством уже осуществляющегося в нас действия Христовой благодати, без которой не была бы возможно ни одна из этих святых добродетелей, потому что ничего своего, кроме нечестия, немощи и скверны у нас изначально не было за душой. «Апостол говорит: И не сим только, но хвалимся и скорбями, и так далее, постепенно доходя до любви Божией, которую мы имеем через дар Святого Духа (см. Рим. 5:5). Он показывает, что все, что мы в состоянии приписать себе, мы должны воздавать Богу, Который удостоил нас благодатью Святого Духа» (блж. Августин. Разъяснение некоторых положений из Послания к Римлянам / Sancti Aurelii Augustini Opera. Sect. IV. Pars 1 / rec. I. Divjak. Vindobonae, 1971). «Даже и этим Он не ограничился, но обещал другие несказанные блага, превышающие разум и слово. Поэтому (апостол) указал те и другие дары: словом – благодать он обозначил дары настоящие, которые мы получили, а в словах – и хвалимся упованием славы Божией (ст. 2) открыл нам все будущие дары. И прекрасно он сказал: в нейже стоим. Такова именно благодать Божия: она не имеет конца, не знает предела и постоянно простирается на большее, что у людей невозможно» (свт. Иоанн Златоуст. Беседа 9-я на Послание Римлянам / Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского, в русском переводе. Издание СПб. Духовной Академии, 1903. Том 9, Книга 2. С. 585).

И здесь основное отличие Христианства от полупелагианского (неокоринфского) синергизма: в первом благодетель долготерпения именно «невозможна» для человеческого естества самого по себе (которому, напротив, присущи «нетерпение» и «нетерпимость»), будучи благодатью как таковой, то есть, такой святой добродетелью, в которой сын человеческий уподобляется Сыну Божьему. «Долготерпение Божие» означает, конечно, не способность сколь угодно долго испытывать скорбь и при этом не терять Своего природного блага (так как божественная природа не может испытывать даже неукоризненных страстей), но саму неизменяемость Его как Благого по природе. Поэтому в изменчивом человеческом существе подобие такой неизменности становится настоящим чудом, то есть, феноменом, находящимся за пределами возможного для этого естества,  согласно его собственным законам существования. В неокоринфском же богословии синергизма это «невозможное человекам» (Мф 19:26) возможно «до известных пределов». То есть, на самом деле, как раз неизвестно до каких (потому что невозможное для человека всегда остается невозможным, а возможное для Бога – возможным, и наоборот), и поэтому если задать «коринфянину» пару вопросов по существу, вразумительного ответа на них мы не получим. Ответом будет только все та же декламация «соработничества», «содействия» и «помощи Божией», как диалектический синтез «величайших природных способностей» Бога и человека.

«Поэтому слова Господа не только помогают нам решать жизненные проблемы, но и помогают воспитывать душу, разум, чувства, волю для того, чтобы стать действительно достойными Его Божественного Царства» (Патриархия.ру).

Именно поэтому (слыша подобные поползновения к самоспасению) Апостолу и приходилось писать все новые и новые Послания и в каждом из них повторять: «Что ты имеешь, чего бы ни получил? А если получил, что хвалишься, как будто не получил?» (1Кор 4:7).

Александр Буздалов