«Богоизбранный русский народ»

Владимир Даль

В 2012 г. старший преподаватель Миссионерского института (курс библеистики и апологетики) Екатеринбургской епархии Константин Корепанов (рукоположен в пресвитеры в 2017 г.) выступил с лекцией, в которой развенчал ряд идеологем, или мифов русского национал-мессианства, как то: «русский значит православный», «русский народ богоизбранный», «русский народ – богоносец». За что будущего отца Константина, безусловно, следовало похвалить, так как нечасто идеологии этого рода встречают отпор в РПЦ на серьезном научном уровне. Между тем в 2023 г. на данную лекцию наткнулся иерей Георгий Селин и счел необходимым выступить с критической публикацией под названием «Как меня лишил Богоизбранности священник Корепанов», что означает, что, по крайней мере, некоторые из перечисленных мифологем русского религиозного национализма ему дороги.

В самом начале своей лекции Константин Корепанов говорит о том, что «один из болезненных моментов современной жизни Церкви в России, это поиск ответа на вопрос, что же есть Россия?» (Корепанов К. Что есть Россия? Богоизбран ли русский народ?). Ложными, по его мнению, являются ответы на этот вопрос тех, кто «пытается между Церковью и народом поставить знак равенства», представить, что «русский народ и Церковь это одно и то же. Если русский, значит православный, значит крещёный». В этом Константин Корепанов видит произвольное перенесение на русский народ того атрибута «богоизбранности», которым обладал еврейский народ во времена Ветхого завета, что является совершенно неправомерным, поскольку в новозаветной Церкви «Израилем» является многонациональный церковный народ, а не какой-то один «супер-этнос», находящийся в привилегированных отношениях с Богом. Истинность данного учения засвидетельствована св. ап. Павлом, в Посланиях которого это неоднократно оговаривается и подчеркивается. «…совлекшись ветхого человека с делами его и облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его, где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но всё и во всём Христос. Итак, облекитесь, как избранные Божии, святые и возлюбленные, в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение» (Кол 3:9-12).

Новозаветный «богоизбранный народ», или «новый Израиль», это народ Церкви, или «род христианский», определяемый духовным, а не кровным родством, как это было в ветхозаветном «богоизбранном народе». Поэтому и рождаются в этом «народе Божием» духовно, а не телесно, а именно, благодатно от Духа Божьего в Таинстве Крещения, а не от своих земных родителей. Для того чтобы понять принципиальную разницу ветхозаветной и новозаветной «богоизбранности», необходимо различать сами цели этих избраний. «Новый Израиль» богоизбран для Царствия Небесного. Чего никак нельзя было сказать о ветхозаветном Израиле, потому что спасение в Ветхом завете было еще невозможно. Поэтому «богоизбранность» еврейского народа имела иное целеполагание. Народ ветхозаветной Церкви был избран Богом именно для того, чтобы в нем родился Христос и чтобы, тем самым, им быть первыми приведенными к Нему как Главе новозаветной Церкви как народа Божиего, избранного для Царствия Небесного. «Итак закон был для нас детоводителем ко Христу, дабы нам оправдаться верою; по пришествии же веры, мы уже не под [руководством] детоводителя. Ибо все вы сыны Божии по вере во Христа Иисуса; все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись. Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе. Если же вы Христовы, то вы семя Авраамово и по обетованию наследники» (Гал 3:24-29).

То, что не все иудеи достигли этой цели (не все уверовали в Христа и перешли из ветхозаветной Церкви патриархов и пророков – в новозаветную Христову и Апостольскую), означает, что ветхая «богоизбранность» относится к новой по евангельскому принципу «много званых, но мало избранных» (Мф 20:16), где «многие званые» это и есть ветхий «богоизбранный народ», из которого лишь немногие (в процентном соотношении ко всему еврейскому народу) вошли в число «богоизбранного народа» Церкви Христовой. Поэтому, как вслед за Апостолом повторяет Константин Корепанов, Ветхий «Завет был отменен», когда «пришел Христос», потому что этот Завет не имел никакой другой функции, кроме приведения этого малого числа воистину (или ведомых Одному только Богу) «избранных» иудеев ко Христу.

Соответственно, то же самое происходит и уже с крещенными народами, из которых богоизбранными для Царствия Небесного является немногие в отношении всех, имеющих одинаковую с ними этническую принадлежность. Что означает, что славянофильско-почвеннические идеологемы «русский значит православный» и «русский народ богоизбранный» являются такой же религиозной профанацией гностического типа, как аналогичные идеологемы еврейского религиозного шовинизма. Принцип этой подмены понятий заключается в перенесении источника избранности как духовной исключительности из божественной трансцендентности – в человеческую имманентность. Как в каббале (иудейском гностицизме) еврейский народ является богоизбранным по причине превосходства самой природы еврейского народа, в которой воплощается Божество, над природой всех остальных народов, так в религиозных национализмах, возникших на почве неогностической философии всеединства (гегельянства и шеллингианства), немецкий, русский и т.д. народы выступают либо прямыми воплощениями Мирового Духа, либо носителями какой-то мифической «врожденной благодати». Божественная благодать – это и есть содержание богоизбранности в Христианстве. «Что же говорит ему Божеский ответ? Я соблюл Себе семь тысяч человек, которые не преклонили колени перед Ваалом. Так и в нынешнее время, по избранию благодати, сохранился остаток. Но если по благодати, то не по делам; иначе благодать не была бы уже благодатью. А если по делам, то это уже не благодать; иначе дело не есть уже дело» (Рим 11:4-6). Богоизбранность – это именно «избрание благодати» и ничего больше, т.е. это чистый дар Божьей милости человеку, дарование того, чего ветхий человек априори лишен, будучи падшим существом. Гностицизм же как бы по-прометеевски похищает (в своих религиозных мифах) эту благодать у Бога, объявляя ее внутренне присущей «избранному» человеку или народу, что делает его «избранным» самим собой в качестве «бога». Если в Христианстве вера во Христа как основной признак богоизбранности – это святой дар божественной благодати, то в гностицизме это собственная заслуга «духовно-развитой» человеческой личности как раскрытие, опять-таки, какой-то внутренне-присущей человеческой (в данном случае – национальной) природе энтелехии (внутренней силы), или потенции.

«…учитель мужика “в деле веры его” — это сама почва, это вся земля русская, верования эти как бы рождаются вместе с ним и укрепляются в сердце его вместе с жизнию» (Достоевский Ф. Дневник писателя. 1877, май-июнь, гл.4,I / Д.,XXV,28).

Таким образом, основное отличие христианской богоизбранности от «лжеименной» (1Тим 6:20) гностической «богоизбранности» во всех ее формах – это отличие трансцендентного и имманентного источника сверхъестественной силы, обеспечивающей преимущество над другими. Божия благодать в Христианстве принадлежит божественной природе и даруется отдельному человеку («воипостазируется» в терминах паламизма) по неведомой нам воле Божьей, избирающей одного и не избирающей другого для Царствия Небесного не то, что из одного народа, но даже из одной Церкви («будут двое на одной постели: один возьмется, а другой оставится; две будут молоть вместе: одна возьмется, а другая оставится; двое будут на поле: один возьмется, а другой оставится» (Лук 17:34-36)). В гностическом же шовинизме «благодать» этой «богоизбранности» мифически принадлежит человеку по его даже не церковной, но этнической принадлежности, т.е. именно по естеству.

«И если нет еще этого [всесветного] единения, если не созижделась еще церковь вполне, уже не в молитве одной, а на деле, то все-таки инстинкт этой церкви и неустанная жажда ее, иной раз даже почти бессознательная, в сердце многомиллионного народа нашего несомненно присутствуют» (Достоевский Ф. Дневник писателя. 1881, январь, гл.1, IV / Д.,XXVII,19).

Почему же тогда, спрашивается, о. Георгий Селин, признающий ложность подобных воззрений в случае Достоевского и ему подобных лжехристианских национал-мессиан, полностью не соглашается с Константином Корепановым в этом вопросе, толкование которого, несомненно, соответствуют учению апостола Павла и Евангелию? – Потому что, как было сказано, отдельные мифологемы этого национал-христианства, увы, продолжают оказывать свое влияние на о. Георгия. По этой причине он выдвигает ряд ложных контраргументов в отношении лекции Корепанова, потому что ложное учение можно обосновать только ложными доводами.

«После Рождества Христова плотское родство не имеет решающего значения в Богоизбрании и, следовательно, в спасении человека, потому что нет во Христе ни еллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа… (Кол. 3: 11). А как же праздник, установленный в Русской Православной Церкви, который называется Днём русских святых? Апостол Павел говорит, что нет во Христе ни еллина, ни иудея, ни русского, ни нерусского, а Православный календарь говорит, что есть во Христе Иисусе русские, потому что в их честь установлен особый праздник, который празднуется через воскресенье после Дня Святой Троицы. Апостол пишет: кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь все новое (2 Кор. 5: 17), а православные, выходит, продолжают жить древним разумом, различая святых по национальности?» (иерей Георгий Селин. Как меня лишил Богоизбранности священник Корепанов).

Так и есть. Существуют такие православные, «которые продолжают жить ветхим разумом», а не «умом Христовым» (1Кор 2:16), и, к сожалению, сам о. Георгий в данном отношении является одним из их числа. «День русских святых», празднуемый в Русской Церкви, это, разумеется, день памяти святых, прославленных в Русской Церкви, а не день почитания русских святых по их национальной принадлежности. Об этом говорит официальное церковное название этого Праздника, а именно: «Собор всех святых, в земле Российской просиявших», а не «день русских-народных святых», как пытается это истолковать о. Георгий. Проще говоря, это церковный праздник местночтимых святых, которые по национальности могут кем угодно: хоть могиканами, хоть австралопитеками, потому что «нет во Христе  ни еллина, ни иудея». Поэтому аналогичные праздники есть и в других Поместных Церквях, где наряду со святыми, прославленными Вселенской Церковью, есть свои собственные святые, которые обозначаются по названию этих Поместных Церквей (сербские, грузинские святые и т.д.), а вовсе не по их этнической принадлежности.

Второй ложный аргумент, который выдвигает о. Георгий против о. Константина, это обвинение его в проповедании чуть ли не каббалистической «богоизбранности» еврейского народа непреходящего характера. Что лучше всего характеризует неадекватность позиции первого и аффектацию его мышления. Ведь лектор прямо сказал о том, что «конечно, этот Завет был отменен» самим приходом Христа. И если далее он говорит о «богоизбранности» иудеев в настоящем времени, то только потому, что сравнивает сам принцип ветхозаветной «богоизбранности» с актуальной религиозной мифологией русского национал-мессианства («нас, собственно, не еврейский народ интересует, [а] русский»). Но поскольку о. Георгию не в чем больше упрекнуть о. Константина, позиция которого, повторим, является безукоризненно христианской, т.е. евангельской и апостольской, он приписывает ему «ересь» тайного талмудизма (или хасидизма), чтобы лишний раз поупражняться в этой излюбленной своей теме.

Третий аргумент, которым о. Георгий пытается опровергнуть апостольское учение о том, что в Церкви Христовой нет национальностей, это как раз его собственная мифологема этнофилетического толка. Собственно, национал-мессианства, конечно, его в позиции нет (почему он и соглашается с Корепановым во всем, что относится к радикально-гностическим отечественным учениям этого рода). Но определенный этнофилетизм, все-таки, присутствует. И именно желание о. Георгия защитить мифы этой религиозной идеологии (к которой он неравнодушен) становится основным мотивом его критического выступления.

«Вот эта как бы подмена, когда между народом, некоторым этническим обществом и Церковью было поставлено знак равенства, что весь народ – он является Церковью. А Церковь, мы знаем, это то общество верующих, которые живут Духом Святым. Стало быть, русский народ живет Духом Святым. Стало быть, русский народ ― Богоносец. Это неправильно. Но такой вывод был сделан» (Корепанов К. Что есть Россия? Богоизбран ли русский народ?). Братством Достоевских, в частности.

«Но, простите, ведь так и было. Русский народ жил Духом Святым. Не скажу, что он был Богоносцем, потому что это слово скомпрометировано умствованиями “русского” “пророка” Достоевского, но народ жил Духом Святым. Не пойму, какие претензии у отца Константина к русскому народу? Русский народ не жил Духом Святым?» (иерей Георгий Селин. Как меня лишил Богоизбранности священник Корепанов).

И вот это «так было» – это самая суть веры о. Георгия в «прошлое русского народа», в которой, на самом деле, гораздо больше общего со «скомпрометированными умствованиями Достоевского», чем о. Георгию кажется. Благодатью Святого Духа, по ап. Павлу, живет церковный народ, или «род христианский», а не племенной, или какая-либо исторически-сложившаяся общность. Однако очарование «русского-народного прошлого» имеет такое воздействие для о. Георгия, что с этой целью он придумал собственную этимологию и лексику слова «русский», включив туда религиозную принадлежность. Т.е. сделал нечто подобное тому, что делали почвенники и славянофилы, зловерие которых он сам признает.

«На мой взгляд, устоявшееся выражение “крещение Руси” не точно. Правильнее назвать это событие рождением Руси. Русскими становились при крещении, тогда как из выражения “крещение Руси” следует, что Русь была до крещения. Нет, Русь родилась в купели крещения. Принимавшие крещение уроженцы славянских и неславянских племён становились русскими. В словаре В. И. Даля приведена поговорка: “Что ты, тварь, в рускiе не окрестился”. “Руской” в значении сущ(ествительного), м.(р.), крещоный, христианин”. И для того, чтобы стать русским, нужно было отказаться от своей племенной и родовой принадлежности. А отец Константин говорит, что неправильно понимать слово русский тождественно слову православный. Но именно таким был первоначальный смысл этого слова. Слово русский, в виде корня -росс-, присутствует в именовании трёх основных народностей, возникших в ходе крещения многочисленных племён, населявших восточно-европейскую равнину: малоросс, белоросс, великоросс. И лишь многие века спустя слово русский стало обозначать национальность» (иерей Георгий Селин. Как меня лишил Богоизбранности священник Корепанов. Часть вторая).

Если слово «русский» когда-то и имело значение «христианин», то это, безусловно, было значение переносное, а не прямое, потому что об этом говорит сам корень слова. Потому что если бы значение «крещоный» было коренным значением слова «руской», Далю не нужно было бы делать саму эту оговорку «в значении крещоный, христианин», что делается только в случае приобретения словом дополнительного значения. В свою очередь в превращении переносного смысла в основной заключается принцип всех религиозно-философских спекуляций этого рода, или той подмены понятий, о которой говорит Корепанов (когда «русскость стали сравнивать [и отождествлять. – А.Б.] с церковностью и духовностью»). Поэтому единственное, что в данном пассаже о. Георгия соответствует действительности, это его оговорка о том, что дело обстоит так, как он излагает, «на мой (его) взгляд», потому что для остальных должно быть очевидным, что именно о. Константин Корепанов, а не о. Георгий Селин, употребляет слов «русский» в его собственном значении национально-этнической и никакой другой принадлежности. А то, чем занимается о. Георгий, называется мифотворчеством, или идеологизированием, в данном случае – религиозно-националистического характера. Даже в исторические периоды максимальной воцерковленности русского народа этот показатель не мог составлять ста процентов, не говоря уже о неведомом никому числе, собственно, богоизбранных среди этих крещенных русских, информацию о чем не найдешь ни в каком Толковом словаре (кроме «Книги Жизни» (Откр 13:8; 21-27)). 

«Что значат кавычки в слове “русский”? “Русский” это тот, чьи предки были русскими, сам же он таковым не является. А что значит русский без кавычек? Это тот, кто участвует в Богослужении. Потому как изначально исключительно религиозным смыслом было наполнено слово “русский”» (иерей Георгий Селин. Как меня лишил Богоизбранности священник Корепанов. Часть вторая).

«Говоря о значении слова “русь”, историки выдвигают различные предположения, но мы не будем вдаваться в далёкие и потому весьма тёмные исторические подробности о том, какое значение имело это слово тысячу лет назад» (иерей Георгий Селин. От варяг бо русию прозвахомся, а преже словени быхом).

Здесь мы можем видеть типичный подход славянофилов вроде Хомякова и Даля к исторической науке: зачем вдаваться в подробности, когда их можно сочинить самому, такие, какие тебе хочется. Так у привычных слов и появляются новые, «религиозные» смыслы. Начинавший как сказочник Владимир Иоганович-Христианович (подлинное отчество этого русофила) Даль во многом остался им, став филологом. Примером фантастической вольности его толкований как раз и служит определение слово «русский» как «христианин». Тем более что сам Даль всю жизнь оставался лютеранином и принимать Православие не спешил, что лучше всего показывает, сколь широко (т.е. неопределенно) он понимал и «русское», и «христианское», и вообще все на свете. Так, например, другим значением слово «русь» в его (бес)Толковом словаре является какое-то «сказочное чудовище» в Днепре…  Т.е. у него вообще значение слов, похоже, могло меняться по умонастроению толкователя. И, в свою очередь, тот факт, что вот такой Даль, будучи сам «ни разу не русским» и по этническому признаку (датчанин по отцу и немец по матери), и по конфессиональному (не принадлежа к Русской Церкви и, соответственно, не участвуя в ее богослужениях), выступает главным экспертом по «русскому как православному» у о. Георгия Селина, тоже наилучшим образом демонстрирует невольное продолжение и развитие им традиций (и самой «методологии») религиозного славянофильства как «науки». 

У Апостола Павла в Крещении перестают быть эллинами, евреями и скифами, становясь Христовыми. А в церковно-националистической мифологии о. Георгия Селина, наоборот, в Крещении становятся Русскими, словно ведя свою духовную родословную не от Христа, а от какого-то былинного богатыря «духовности» Росса. Подобная идеализация национального прошлого (вкупе с сакрализацией будущего) была отличительной чертой религиозного романтизма XIX в.

«С Ильи Муромца и начал Даль описывать Святую Русь, которая живет не только в прошлом, но и в настоящем, и в будущем России» (Мельник В. Православный христианин Владимир Даль). 

Разновидностью этой романтической подмены Христианства следует признать и мифические построения о. Георгия Селина. Дополнительным доказательством этого служит его идеализация русского раскола, что также было весьма характерно для религиозного вольнодумства той эпохи.

«Народ развратен, но у него религия, там идеалы и начертание. Не зная догматов, он знает (в большинстве) святых своих жития (я не розню от народа 12 мильонов раскольников)» (Достоевский Ф. Записная тетрадь 1876-1877 гг. / Д.,XXIV,191).

«Вышедший из раскола, – стало быть, несмотря на выход, – сохранивший то, что в расколе нашем дорого, что заставляет нас подчас ценить его может быть дороже, чем он на самом деле стоит, – его так сказать растительную, коренную связь с бытовыми старыми началами» (Григорьев А.А. Парадоксы органической критики (Письма к Ф.М. Достоевскому) / Григорьев А.А. Эстетика и критика. М., «Искусство», 1980. С.151).

Если не «развести» понятия Русской Церкви и русского народа с его синкретическими духовными традициями, делает вывод о. Константин, «если мы эти знаки равенства будет ставить, страдать от этого будет только Церковь», которая постепенно «выродится в фольклорное учреждение», потому что языческое прошлое народа вытеснит и подменит собой дух Христианства. Что, собственно, и произошло в религиозном романтизме почвенничества и славянофильства. Подобный урон Русской Церкви (пусть и неосознанно) наносит и священник Георгий Селин своей романтизацией старообрядческого раскола на том единственном основании, что это неотъемлемая часть священной для него истории «богоизбранного русского народа».

«В середине XVII века в народе случился раскол, и рускiе стали русскими. Здесь, простите, у меня очередная теория. <…> Если вкратце, то суть такова. Прежде всего, различие в написании рускiй и русский ― не просто разница в орфографии, но разница имён. Рускiй и русский ― разные народы. Первый дораскольный, второй послераскольный» (иерей Георгий Селин. Как меня лишил богоизбранности священник Корепанов. Часть четвертая).

И суть этой «теории» о. Георгия заключается как раз в том, что «рускiй (дораскольный, старообрядческий) значит православный». Чего нельзя сказать о «русском» как новообрядческом, в православии (богоизбранности) которого о. Георгий, как минимум, сомневается. При этом сама его «логика» (насколько в подобных «теориях» можно говорить о логике) оказывается старообрядческой: как те отождествляли обряд и веру, так о. Георгий отождествляет букву и дух. Форма равна содержанию – вот принцип «теорий» священников Аввакума Петрова и Георгия Селина. Как реформа обряда для раскольников сделала Русскую Церковь антихристианской, так реформа правописания для о. Георгия сделала «рускiй (православный, богоизбранный) народ» нерускiм, а значит, и неправославным.

«Неужели от удвоения буквы “с” (буквы “слово”, как именуется буква “с” в церковнославянской азбуке), меняется весь язык? Был руский, стал русский? Руский умер, и его жизнь наследовал Русский? Да, именно это я и хочу сказать, что изменение одной буквы в имени народа свидетельствовало об изменении всего народа. “Что вы такое говорите! — воскликнет читатель. — Мало того, что вы разделили русских и российских святых, так теперь хотите разделить руских и русских святых? Вы хотите разделить руский и русский народы?!” Скажите, читатель, каким образом я разделяю тех, кто уже разделён? Если есть разные имена, значит, за ними стоят разные понятия. Потребность изменить имя возникает при изменении духа, и имя народа меняется при изменении его сознания и состояния. Если изменилось имя, значит, изменилось бытие» (иерей Георгий Селин. Рустии, русские, российские, советские. Часть третья).

И здесь ложность обвинений Корепанова со стороны Селина достигает своего апогея, или логического завершения, потому что выясняется, что в богоизбранности (православии) народу Русской Церкви отказывает именно второй, а не первый. Потому что, говоря «каким образом я разделяю тех, кто уже разделён», о. Георгий проводит принципиальное различие именно «дораскольных рускiх» как истинно-православных (богоизбранных) и новообрядческих «русских» как все равно, что не православных, потому как «если изменилось имя, значит, изменился дух».

«Можно понять желание Владимира Ивановича Даля писать слова “руский”, “росийский”, “росия” с одной “с”, поскольку удвоение букв в этих словах им связывалось с влиянием иноземщины без разницы какой: латинской или греческой. <…> потому что в любом случае изменение имени под чьим-либо воздействием говорит о духовной зависимости. <…> Таково свойство имени, ибо в нём заключена жизнь. Можно сказать, что в имени заключена идея существа. В крови — душа, в имени — дух» (иерей Георгий Селин. Рустии, русские, российские, советские. Часть третья).

Но тут, слава Богу, о. Георгий опоминается, увидев, в какую аввакумовщину его занесло, и быстро придумывает новую сказку «очередную теорию» о том, что удвоение «с» в слове «рускiй» было делом Промысла, а вовсе не душепагубным влиянием иноземцев («по причине умножения Православных народов, произошло удвоение букв в имени Руский»). Но и от своей основной «теории» (изменения самого духа «Русской Народной Церкви» по причине богоотступнической реформы обряда и правописания) не отказывается, каким-то непостижимым (или чисто романтическим) образом примиряя в своем сознании эти взаимоисключающие «теории». 

Как справедливо отмечает привлекаемый о. Георгием в качестве эксперта Виктор Острецов «как только свет религии стал гаснуть, так из мрака религиозного неведения полезли всевозможные чудища, и выступил на сцену суррогат религии в виде культуры и национализма» (Острецов В.М. Масонство, культура и русская история. Историко-критические очерки. М., изд. ООО «Штрихтон», 1998 / (иерей Георгий Селин. Как меня лишил Богоизбранности священник Корепанов. Часть третья). Совершенно верно. Только именно об этом и говорится в лекции Корепанова: национализм (или «культура народа») это то, что заменяет истинную религию в массовом сознании. И происходит это неизменно путем идеализации национального прошлого. Почему лютеранин Даль принял Православие только перед самой смертью? – Потому что он уже и так считал себя «русским по духу» и находил это достаточным, чтобы принадлежать к его мифическому «православию». Что означает, что он был носителем той же романтической идеологии, что и почвенник Достоевский, считавший

«глубокой ошибкой то, что не признают в русском народе церкви» (Достоевский Ф. Дневник писателя. 1881, январь, гл.1, IV / Д.,XXVII,18).

По содержанию, это же самое, что «римская народная» поговорка, «глас народа – глас божий». Неоязыческая химера почвеннического «народа-церкви» и есть то сказочное чудище «рýси» из Толкового словаря Даля, выползшее, как ископаемое земноводное, на берег Днепра и поднявшееся на задние лапы, «откуда пошла земля русская». Поэтому тому же Владимиру Далю была свойственна общеромантическая благостная оценка старообрядческого раскола, пусть это и выражалось у него в меньшей степени, чем у других представителей этого направления отечественной мысли той эпохи. А именно, если другие романтики просто принимают сторону «старца» Аввакума как «гласа народного» (тире «божиего») и осуждают церковные и государственные власти как проводившие антихристианские реформы, то Далю хватает здравомыслия, в целом, негативно характеризовать идеологов и участников любых расколов. В частности, перу Даля принадлежит даже исследование о расколе скопцов. Только суть в том, что мотив и логика Даля при этом не столько церковно-канонические, сколько все те же романтическо-националистические: раскол плох не тем, что он наносит урон Церкви Христовой, но тем, что он нарушает единство народа как объекта квазирелигиозной идеализации романтика. Поэтому расколы вообще оцениваются Далем как исторически преходящие пережитки становления народного организма, или наравне с суевериями как рудиментами язычества, которые можно легко исправить «просвещением народа», поскольку вера романтика в народное естество (как вера всякого язычника – в природу) первостепенна и непоколебима.

«Эти раскольники (Чистое Поле и его окрестные селения населены раскольниками) несравненно ближе ко Христу, чем лютеране. <…> Расколы – вздор, пустяки; с распространением образования они, как пыль, свеются с русского народа. Раскол недолговечен, устоять ему нельзя; что бы о нем ни говорили, а он все-таки не что иное, как порождение невежества… Пред светом образования не устоять ни темному невежеству, ни любящему потемки расколу. Суеверия тоже пройдут со временем» (Мельников-Печерский П.И. Воспоминания о Владимире Ивановиче Дале. Русский Вестник. 1883. Т.104. С.275-340).

Что означает, что мысль о том, что миллионы русских старообрядцев, скончавшихся в расколе, оказались в таком положении (а именно, вне Церкви) потому, что они не принадлежали к числу избранных Богом, в голову Далю не приходила. Потому что вера в саму возможность преодолеть раскол просветительской деятельностью таких энтузиастов, как Даль и Достоевский, это и есть вера в то, что можно человеческими усилиями сделать «богоизбранных» из не-богоизбранных. Поэтому сам этот национал-романтизм Даля оказывается одной из страниц истории суеверий отечественной мысли. В значительной мере этими же романтическими суевериями о русском народе продолжает жить и о. Георгий Селин.

Александр Буздалов