«Баланс сил» и дисбаланс прав

Интервью президента России Владимира Путина американскому политическому обозревателю Такеру Карлсону вызывает интерес не только обстоятельностью и продолжительностью беседы, в которой российский президент еще раз изложил максимы своей внешнеполитической доктрины, но и фигурой самого журналиста. Потому что Такер Карлсон – это не просто крупный американский обозреватель консервативного направления, но при этом – подвергшийся политическому преследованию на своей родине, синусоида «исторического развития» которой перешла в стадию тоталитарного либерализма. Различного рода репрессии в отношении видных республиканцев в США в настоящий момент можно сравнить с «чистками» узурпировавших власть большевиков в отношении меньшевиков и других оппозиционеров и диссидентов.

И в этом у Такера Карлсона и Владимира Путина есть нечто общее, потому что президент России тоже является сейчас диссидентом в глазах «коллективного Запада», т.е. ренегатом и оппозиционером. Дело в том, что Путин по своей политическо-идеологической ориентации – это типичный западник (в российских понятиях), т.е. либеральный демократ и демократический либерал, или демократ в квадрате, олицетворяющий собой тот путь развития, который Российская Федерация и весь российский народ выбрали после распада СССР. И вот рефреном через все интервью Путина Карлсону проходит констатация того факта, что Запад в лице своего политического лидера США отверг Россию как нового члена «всего цивилизованного мира». Поэтому выяснение причин того, почему так произошло (почему «в семье развитых демократий», куда Москва устремилась с распростертыми объятиями, отрекшись от своего социалистического прошлого, ей не нашлось места; почему Россию не только не приняли в НАТО, но военный блог Запада после этого даже нарастил темпы своего приближения к российским границам), было насущным вопросом и лично для Карлсона, потому что это могло объяснить причины и его собственного выпадения из политического мейнстрима США, попадания с в диссонанс с генеральной линией Вашингтона и последовавшей расплаты за это.

Ответ на этот ключевой вопрос прозвучал в словах российского президента, которым ни он сам, ни его собеседник не придали большого значения, потому что это было не совсем то, что они хотели бы услышать или что они в себе, или каждый для себя считают главной причиной произошедшего. Делая свой экскурс в историю и прецеденты украинского кризиса, президент Путин привел пример Югославии, когда ведущие западные политики, не желая исполнять Устав ООН, сослались на то, что международное право устарело и нуждается в пересмотре:

«В нарушение международного права, Устава ООН начались бомбардировки Белграда. <…> когда Россия возражала и высказывала своё негодование, что было сказано? – “Устав ООН, международное право устарели”. Сейчас все ссылаются на международное право, но тогда начали говорить, что устарело всё, надо всё менять» (Полный текст интервью Владимира Путина Такеру Карлсону).

Тем не менее, тут же от себя президента РФ добавил, что это было отчасти справедливо, «потому что изменился баланс сил»:

«Действительно, кое-что надо менять, потому что баланс сил изменился, это правда, но не таким образом».

Иными словами, о способах или пределах утверждения своего права силой можно спорить, но то, что это вещи взаимосвязанные, с этим президент вполне согласен. Это и есть ключ ко всем дверям большой политики, а значит, и сопутствующей ей идеологии.

Политическая сила – вот то единственное, что определяет политическое право. Либерально-демократический порядок вещей предполагают, что мир много- или мультиполярен: есть или несколько сильных игроков, или все субъекты конкурентоспособны, или сопоставимы по весовой категории, поэтому право здесь тоже поделено в пропорциях наличных сил и удельного веса каждого. Просто эти силы примерно равны, поэтому и права тоже распределены вроде как поровну. Но это справедливость весьма условна, будучи определяема, повторим, не равенством всех перед законом самим по себе, но именно равенством сил, или законом силы. Поэтому победа в войне признается всеми (президентом Путиным – в том числе – в его экскурсе в российскую и мировую историю) имеющим юридическую силу основанием пересмотра прав вообще и государственных границ, в частности.

Однако этим же самым объясняется и то, почему НАТО продолжило расширяться после распада социалистического блока, не приняв в расчет добрых намерений и клятв солидарности новой России. Просто Запад воспринял это как свою победу в «холодной войне», а значит, и как то, что дает ему полное право (признаваемое, повторим, всеми, включая президента России) на бόльшие права в сравнении со всеми проигравшими в этой войне, Россией, в частности. Поэтому и у Кремля теперь нет иной возможности утвердить свои права в мире, кроме как военно-силового, что единственно убедит Запад в правоспособности нынешней России. Международное право – это не более чем конвенция (договоренность) геополитических субъектов, а не какие-то скрижали, спускаемые с неба как обязательные для всех критерии должного или нормативного. Чтобы иметь свои права в политическом мире, нужно сначала их доказать путем демонстрации адекватной размеру этих прав силы. Что Россия сейчас и делает на восточной Украине как несостоявшемся плацдарме НАТО.

«…после госпереворота 2014 года <…> шло освоение этой территории натовскими военными структурами под видом различных центров по подготовке и переподготовке кадров. Там по существу начали создавать базы. Вот и всё» (Полный текст интервью Владимира Путина Такеру Карлсону).

И после того, как ты утвердишь свои «международные права» силою своего оружия, ты можешь предлагать любые исторические прецеденты или любые мирные акты далекого прошлого как обоснование и правоустанавливающие документы для твоего случая – и они будут приняты остальными политическими субъектами как имеющие юридическую силу. А вовсе не потому, например, что условия Переяславного договора 1654 г. (на который Путин ссылался в интервью) между Русским государством и Запорожским Войском сами по себе так хороши с точки зрения высшей справедливости, но лишь потому, что это было подкреплено и обосновано соответствующей военно-политической силой, которую Русское государство могло предложить казакам (в данном случае – в качестве союзника или покровителя). Поэтому у каждого политика и у каждого идеолога – свое «видение истории», своя «логика исторического процесса», свои «законы диалектического развития».

«Он [запорожский гетман Богдан Хмельницкий] писал в Варшаву с требованием соблюдения их прав, а после того, как получил отказ, начал писать письма в Москву с просьбой взять их под сильную руку московского царя» (Полный текст интервью Владимира Путина Такеру Карлсону). –

Снова в международно-правовых принципах президента Путина можно видеть прямую причинно-следственную связь между «правом» и «силой» в том смысле, что второго не бывает без первого: если твоя или твоего сюзерена рука недостаточно сильна, на соблюдение своих прав другими обитателями этой планеты можно даже не рассчитывать.

Нечто подобное произошло и с Такером Карлсоном в США. По мере роста его популярности и влияния на общественное мнение в качестве журналиста Fox News, стали расти и его претензии (как имеющего вес представителя «четвертой власти») на бόльшие «права», в частности, на бόльшую независимость, бόльшую свободу в высказывании своего мнения и т.д. Что, разумеется, вступило в противоречие с монополией прав хозяев американских СМИ, т.е. трансатлантического олигархата, который, по совместительству, является основным заказчиком и потребителем «международного права» и «права» вообще, по причине соответствующего масштаба своей экономической, военной и политической силы. Потому что «баланс сил», как сказал российский президент, определяет баланс «прав». В «однополярном мире» и международное право однополярное, т.е. предполагающее мало- или бесправие всех остальных в отношении гегемона. Свое право на что-либо в этом мире нужно завоевать. Другого пути к «многополярности» нет.

И в этом заключается двусмысленность либерально-демократической идеологии вообще и отечественного западничества, в частности. Консервативность Карлсона той же природы, что и консервативность Путина, а именно, это консервативность в пределах самого либерализма. Тот и другой – это «ортодоксальные» республиканцы, которых удручает нынешнее перерождение либерализма в мире в тоталитарную систему, сродни той, в которую переродился советский проект демократии. Не об этом молодой Владимир Путин грезил на заре российской республики; равно как и молодой Такер Карлсон, воспитанной на «американском народном» эпосе истории. Будучи идеологами и носителями «традиционных ценностей свободы, равенства и братства», русские западники (как и заокеанские республиканцы и демократы) никогда в полной мере не осознавали условности этих понятий, или (выражаясь книжно) их солипсического (субъективно-идеалистического) характера. Т.е. все эти категории не имеют никакого объективного онтологического измерения, все это не более чем частные или интерсубъектинвые мнения, за которыми стоят столь же банальные личные или коллективные (родовые, государственные, транскорпоративные) интересы.

Теми же западниками, по сути, были и отечественные славянофилы и почвенники, сетуя «дорогой русскому сердцу Европе», что она в лучшем случае держит Россию за страну «третьего мира», т.е. хронически «отстающую в развитии», или просто за варвара, которого грешно не колонизировать: идеологически, экономически и политически. В то время как у нее «особенная стать» и свой «собственный путь». Между тем Запад до этой «однополярности» докатился этим же самым «путем» рефлексии своей «особенной стати» и своего «лица необщего выражения». Потому что другим «аршином» эти вещи в принципе не измеряется. В Америку, как и в Россию, тоже «можно только верить»... и обмануться в своей вере, в своих ожиданиях. Поэтому слова президента России о том, что «нас обманули», уже не в первый раз произнесенные им в отношении Запада, являются неизбежным итогом не только для всех русских западников и славянофилов (19, 20 и 21 веков), но и для самих западных либералов и демократов, которых тоже обманули с «равенством и братством», потому что ложная идеология не может ни обмануть всех своих поклонников и исповедников, как всякая революция Нового времени, «пожирая своих детей». И поэтому, чтобы выжить в таком мире, России снова жизненно необходима «особенная стать», а именно, геополитическая сила как тот единственный актив, которым обеспечиваются все международные права.

Александр Буздалов