«Аллегорическое изображение Христа»

В статье «Дополняя святых отцов Церкви» на сайте «Попечение о каждом» некий Н.В. Каклюгин на правах кандидата психотерапии и церковно-общественного попечителя сообщает о том, что

«Клайв Стейплз Льюис (1898 – 1963) – действительно тот человек, по которому можно выверять своё христианство. Его чуткость к святоотеческому пониманию необыкновенна. И неудивительно, что его не признают, что называется “не видят в упор” те священники, которые такого понимания не имеют, либо никак не могут и не стремятся ощутить его собственными умом и сердцем. Своими точными словно выстрелы мыслями Льюис порой бьет туда, где отзывается у большинства достаточно болезненно. Понравиться такой “обстрел” ложных ценностей и идей может далеко не каждому».

И следом в качестве подтверждения того, что «дополнять святых отцов Церкви» и обличать отсталых священников исключительным разумением Христианства Клайва Льюиса есть дело разумное и насущное для православных христиан, автор приводит следующую иллюстрацию с одной из «точных как выстрел мыслей» Льюиса, т.е. с одним из его отборных богословских афоризмов, демонстрирующих «необыкновенную чуткость к святоотеческому пониманию».

И этого одного оказывается достаточно, чтобы понять, что мы имеем дело с очередной профанацией Христианства, уже идущей в Церкви сплошным потоком. Говорить с Богом «с чувством собственного достоинства», с сознанием наличия у себя того, чего нет у других («личности» высокого «уровня духовности»), рефлексировать свое «моральное право» на тет-а-тет со Всевышним, претендовать на аудиенцию у Творца и панибратские беседы с Ним, покуривая «Мальборо», – все это означает, что ты сам «действительно тот человек», который «не видит в упор» своей одержимости «ложными ценностями», не слышит, какой бред он несет. Когда духовно больные желают не лечиться, но лечить, и получается тот упадок церковной жизни, в котором мы теперь находимся. А те немногие иереи в «уме Христовом», которые еще подают голос насупротив этого сводного хора богословского варварства, напоминая ослепшим от самодовольства братьям о том, что «тебе нельзя видеть Моего лица, ибо человек не может увидеть Меня и остаться в живых» (Исход 33:20), оказываются в ничтожном меньшинстве и посрамляются как маргиналы сонмищем воссевших «на Моисеевом седалище книжников и фарисеев» (Мф 23:2), «устраняющих слово Божие преданием» человеческим, «духоносными словесами» Клайва Льюиса и Федора Достоевского, в частности.

Общим для того и другого является воля человека культуры к крупнооптовому миссионерству, далеко выходящему за пределы апологетики, порождаемому сознанием своего «пророчества» и «апостольства», «особого призвания свыше» к изъяснению Священного Писания, духовного учительства в самой Церкви (отсюда – и просветительское третирование священства уже в прологе статьи кандидата медицинских наук). Это и есть то, что называется «бесовской прелестью». Типичное богословское заблуждение – думать, что «прелесть» поражает только монахов, достигших высших ступеней на «лествице» христианских добродетелей как некое последнее искушение лукавого, которому не удалось уловить в свои сети подвижника грубыми грехами плоти и прибегающему к более тонким страстям тщеславия и гордости. На самом деле (т.е. согласно ортодоксальному учению), «прелесть» – это духовное состояние ветхого человека как такового, или тот «гностицизм» («лжеименное знание» «добра и зла»), в который ввел прародителей эдемский змей и которое, по этой причине, является неотъемлемым атрибутом каждого потомка «ветхого Адама». «Прелесть есть повреждение естества человеческого ложью. Прелесть есть состояние всех человеков, без исключения, произведенное падением праотцов наших. Все мы – в прелести. Знание этого есть величайшее предохранение от прелести. Величайшая прелесть – признавать себя свободным от прелести. Все мы обмануты, все обольщены, все находимся в ложном состоянии, нуждаемся в освобождении истиною. <…> Начало зол – ложная мысль! Источник самообольщения и бесовской прелести – ложная мысль! При посредстве лжи, диавол поразил вечною смертию человечество в самом корне его, в праотцах. Наши праотцы “прельстились”, то есть, признали истиною ложь, и, приняв ложь под личиною истины, повредили себя неисцельно смертоносным грехом, что засвидетельствовала и праматерь наша. “Змий прельсти мя, – сказала она, – и ядохъ" (Быт. 3, 13). С того времени естество наше, зараженное ядом зла, стремится произвольно невольно ко злу, представляющемуся добром и наслаждением искаженной воле, извращенному разуму, извращенному сердечному чувству» (свт. Игнатий (Брянчанинов). О прелести / святитель Игнатий Брянчанинов. Полное собрание творений и писем. Изд. 2-е. М., «Паломникъ», 2011. Т.1. C.214-215). И именно из этого ложного знания «добра и зла», из ложной антропологии и теологии, переживаемыми каждым духовным безумцем как «истинное знание», как божественный «гнозис», и рождаются на свет такие тексты как «Идиот» Федора Достоевского и «Хроники Нарнии» Клайва Льюиса, «Краткое изложение Евангелия» Льва Толстого и «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова, которые есть не что иное, как образчики неогностической литературы, которая в ранней Церкви называлась «апокрифической», а в Средние века – «отверженной», т.е. не прошедшей церковной цензуры по причине еретического содержания. Теперь же, когда гностическая «прелесть» стала доминирующей парадигмой церковного сознания, все перевернулось: смертные грехи стали считаться добродетелями, ложь – истиной, а подлинное смиренномудрие клеймится воинствующим невежеством как «мракобесие», «крайность» и «отсталость».

«…аллегорический образ Христа в “Хрониках Нарнии” – Великий Лев Аслан. Он появляется, когда хочет, но всегда в самый важный момент. Он помогает героям понять, что к чему, и принять решение» (Каклюгин Н.В. Дополняя святых отцов Церкви).

В самой этой навязчивой идее «аллегорического изображения Христа» и заключена ересь гностицизма, а именно, ложная антропология и христология. Аллегория, подобно метафоре, означает иносказание, или образное выражение, в основе которого лежит сравнение. Соответственно, за непреодолимым желанием всех самопризванных сердцеведов, самозваных мозгоправов и лекарей (просветителей от искусства, от науки, от медицины) «изображать Христа аллегорически» стоит гностическая концепция антропотеизма или панентеизма, т.е. та или иная доктрина «естественного богоподобия» человека, отсутствия существенной онтологической разницы между естественным и сверхъестественным, между человеческой и божественной природой, которые выступают здесь различными модусами «абсолюта», разными «состояниями» «высшего начала», или «нравственной природы». Как славянофилы и почвенники, Льюис в своей апологии Христианства пользовался неогегельянской и неошеллингианской философией религии, рассматривая Христианство как продукт исторического развития предыдущих религиозных исканий человечества. Замечая много верного в своей критике дарвинистского «мифа прогресса», сам Льюис, не сознавая того, в своем толковании природы Христианства стоял на тех же мифических позициях органического духовного развития язычества в Христианство как несовершенных верований – в совершенную веру, незрелых религиозных представлений – в зрелые и полноценные.

«Я начал понемногу разбираться в сложном многообразии религий. Мне уже не требовалось просто обнаружить единственно верную религию среди тысяч заведомо ложных – мне нужно было понять, в какой точке религия достигает зрелости, каким образом осуществились чаяния язычников» (Льюис К. С. Настигнут радостью / Льюис К. С. Собр. соч. в 8 т. Т. 7. СПб., «Библия для всех». 2000. С. 433).

«Если вы христианин, вы не обязаны верить, что все остальные религии неверны от начала до конца. <…> Если вы христианин, вы вольны думать, что все религии, в том числе самые странные, содержат хотя бы крупинку истины» (Льюис К. С. Просто христианство / Льюис К. С.  Собр. соч. в 8 т. Т.1. СПб., «Библия для всех». 2004. С. 47-48).

Поэтому языческую мифологию и философию можно смешивать с евангельской и церковной, что и сделано Льюисом в «Хрониках Нарнии», как Достоевским – в «Идиоте». Там «Великий Лев Аслан» выступает аватаром «бога», а здесь – «великий князь» Лев Мышкин, «является народу» и «помогает понять» вещи-в-себе. По этому же метасюжету были скроены и сочинения древних гностиков, отличительной чертой которых было то же отсутствие границ между мудростью античных софистов и святых Апостолов, между языческими пантеонами и Богом-Троицей, между Христом и Буддой, между Заратустрой и Исайей, между Павлом и Платоном и т.д. Потому что писались те опусы из того же состояния «бесовской прелести», что и бестселлеры новых гностиков.

Другим подтверждением этого является, опять же, типично оккультное изображение демонических сил в мире Льюиса, т.е. как других тропосов того же «абсолюта»; как еще одних «эманаций Единого», необходимых для «органического развития целого»; как других обратимо-падших «монад», которые рано или поздно будут «восстановлены» путем духовно-нравственной эволюции, возвращены в «плерому» всеобщей гармонии и самотождественности.

«Аслан сдирал с Юстэса драконью чешую. Через невыносимую боль герой приходит к себе настоящему – тому, кто скрывался под годами нараставшей отвратительной шкурой. Без помощи Великого Льва этого бы не случилось. Как и без желания самого Юстэса. Намерение, переходящее в необходимость, дойти до самой сути, до стыдных глубин души, до неприглядных причин поступков свойственно ключевым героям сказок о Нарнии. Они не идеальные, не безгрешные, не всегда честные и смелые. Но они готовы меняться. Аслан помогает им, а они любят его просто за то, что он есть. Как Отца»  (Минаева М. Вопросы Аслана, или как «Хроники Нарнии» учат покаянию).

Иными словами, от «аллегорического изображения Христа» Клайв Льюис, как и Достоевский, переходил к аллегорической проповеди оригенического апокастасиса со все теми же теософскими штампами религиозного гуманизма, или стоического волюнтаризма. Оказавший значительное влияние на Льюиса родоначальник жанра фэнтези Джордж Макдональд (1824-1905) был представителем того же «универсального», романтического, трансконфессионального «христианства», выражением которого стал мифический мир, созданный его религиозно-эклектическим сознанием.

«Его христологию можно охарактеризовать как туманную. Например, в некоторых местах он, по-видимому, подразумевает, что Христос был в некотором смысле “человеком” еще до Воплощения. <…> Его часто упоминаемый универсализм также является проблемой, но это то, что время от времени появлялось в мыслях как восточных, так и западных богословов, и в большинстве случаев проистекает из большой любви к людям. Несомненно, это было верно в случае с Макдональдом, как и в случае с православным богословом, таким как святой Григорий Нисский. Убеждения Макдональда схожи с его собственными — они придерживались не современного представления о том, что все будут автоматически спасены, а идеи о том, что все в конечном итоге покаются и вернутся к Богу» (Robert W. Grano. An Orthodox Appreciation of George MacDonald. All Hallows: The Journal of the Ghost Story Society).

Джордж Макдональд

Не прошло бесследно и юношеское увлечение Льюиса оккультизмом, потому что всяческая теософия тоже является не чем иным, как «универсальной» религиозностью, альтернативной доктринальному христианству, в рамках которого «творческой личности» всегда тесно. В частности, как и для теологии порвавшего с кальвинизмом Макдональда, для воззрений Льюиса характерна гностическая теория «искупления», подобная той, что исповедовали Ф.М. Достоевский и митр. Антоний (Храповицкий), т.е. «нравственно-моническая» доктрина возможности перевоспитания всех грешников «сострадательной любовью» к ним праведников, «нравственного развития» и преображения всех и вся явленным «идеалом Христа».

«Разве он не помешал злу и не убил его, позволив всем волнам его ужасного моря обрушиться на него, пройти над ним и умереть без отскока — израсходовать свою ярость, пасть побежденным и остановиться? Воистину, он совершил искупление!» (Филлипс М. Р. Джордж Макдональд: любимый рассказчик Шотландии. Миннеаполис, «Дом Бетани». 1987. С.209).

Такого рода «искупления» и совершает со всеми обитателями Нарнии воплотившейся в царя зверей «Нравственный Абсолют» в мире Льюиса. Согласно их общей с Дж. Макдональдом вере, даже

«в аду не будет недостатка в том, что помогло бы справедливому милосердию Божьему искупить его детей» (Джонсон Дж. Джордж Макдональд: биографическая и критическая оценка. «Сэр Айзек Питман и сыновья, ЛТД». 1906. С.155),

т.е. исправить их наказанием, исцелить духовные болезни их страстей необходимыми для этого страданиями. Этим же занимаются «всеведущий» Лев Аслан и «всемилостивый» Лев Мышкин, «помогая» всем заблудшим созданиям обрести свое «высшее я», морально вырасти до полнейшего раскаяния и «слития с высшим началом», чего сами «львы» уже достигли как «состояния сына божия».

Так, за сказочными декорациями и красивыми добродетелями мифических героев скрывается отрицание их авторов основного догмата Христианства –  догмата Искупления, или ересь крестоборчества новых гностиков. Как вина за первородный грех не передается по наследству от ветхого Адама ко всем его потомкам, так и заслуга Искупления нового Адама не может вменяться всем его сопричастникам, но должна добываться каждым «христом» самостоятельно, обретаться в самом себе и осуществляться в собственной жизни. Именно такой «аллегорический спаситель» и его «универсальное (нравственно-моническое) искупление» изображается в произведениях Клайва Стейплза Льюиса. 

Александр Буздалов