«Крест по силам…»

Гравюра «Несение Креста», Поль Гюстав Доре (1866).

Среди штампов православного полупелагианства, которыми члены Восточной Церкви оперирует в своей речи, даже не подозревая об этом (и как это делал, в том числе, сам пишущий эти строки, находя это благочестивым вместе со всеми), встречается такое «крылатое выражение» как «Бог никогда не дает креста тяжелее, чем человек способен понести».

Начать, как всегда, лучше с определений тех понятий, которыми мы оперируем. Что такое «крест», который, как утверждает данная церковная пословица, не дается тяжелее, чем нам можно вынести? – Крест христиан – это не что иное, как заповеди Христовы. На этом «кресте» христиане должны распинать свои страсти и похоти, свою «плоть», или своего «ветхого человека» – в терминах Апостола. «"А иже Христовы суть, плоть распяша со страстьми и похотьми" (Гал 5:24). Они распяли плотское мудрование и волю падшего естества, на которых основываются и зиждутся греховные влечения души и тела, греховная жизнь. Таким образом мир распят был для апостола, а апостол для мира (Гал. 6.14). О даровании силы и способности к такому распятию молился Богу святой Давид: пригвозди страху Твоему плоти моя (Пс. 118.120), то есть мое плотское мудрование и мою волю, чтоб они пребывали в бездействии!» (свт. Игнатий (Брянчанинов). Аскетическая проповедь / Поучение в неделю всех святых, первую по Пятидесятнице. Знамение избранных Божиих / Святитель Игнатий Брянчанинов. Пол. собр. соч. М., «Паломник», 2002. Т.IV. С.172). Тогда как в учении о синергии египетской школы аскетизма, как мы уже знаем, сама «моя воля» способна и поэтому должна положить начало делу духовной жизни, которое благодать доведёт до конца, поскольку и в падшем (плотском) состоянии сохраняется свобода такое (благое) мудрование иметь и такое решении принять каждому потомку ветхого Адама. И, несомненно, что свт. Игнатий говорит здесь противоположное тому, что считается православным учением о воле. Христианство, говорит он, наоборот, начинается там, где ветхая воля распята и умерщвлена благодатью, ибо, будучи «плотской», она («ветхая воля») в принципе не способна на само желание жизни по Духу. Откуда же святитель Игнатий берет это противоположное учение о соотношении воли и благодати? – Непосредственно у Апостола, «зная то, что ветхий наш человек распят с Ним, чтобы упразднено было тело греховное, дабы нам не быть уже рабами греху», «и благодать воцарилась через праведность к жизни вечной Иисусом Христом, Господом нашим» (Рим 6:6-7; 5-21).

«Если же вы духом водитесь, то вы не под законом» (Гал 5:18). Каким законом? – Ветхим, тем, которым «познается грех» (Рим 3:20) «ветхого» («плотского») человека, не исполняющего этот Закон должным образом и потому осуждаемого Им, «ибо возмездие за грех – смерть» (Рим 6:23). Но поскольку наше осуждение Ветхим законом принял на Себя Христос, постольку «те, которые Христовы», «водятся» Его духом, т.е. божественной благодатью, которой одной возможно исполнять Новый Завет, или Новый Закон как совокупность уже евангельских заповедей. «Ибо если мы соединены с Ним подобием смерти Его, то должны быть [соединены] и [подобием] воскресения, зная то, что ветхий наш человек распят с Ним, чтобы упразднено было тело греховное» (Рим 6:5-6). Поэтому, когда говорится, что «крест не даётся тяжелее, чем можно понести», то слово «крест» употребляется вообще в каком-то нехристианском значении, потому Крест в Христианстве – это средство спасения, а значит, «креста» здесь, наоборот, должно быть, чем больше, тем лучше. А в нашей «православной пословице» мы слышим как раз то, что Апостол называет «плотским мудрованием», а свт. Игнатий – «волей ветхого человека», которая хотела бы иметь «крест» как можно меньшего размера (а в идеале – вообще избежать его), потому что «плоть желает противного духу, а дух – противного плоти: они друг другу противятся» (Гал 5:17). «Плотское мудрование» и «ветхая воля», будучи духовными антагонистами «уму Христову» (1Кор 2:16) и воли Божьей, видят в Кресте не высшую форму блага (а именно, то, что освободит их волю от рабства дьяволу и сделает возможным их вечное блаженство с Богом), но, напротив, то, что ущемит их интересы, причинит им неудобства и боль, вызовет скорбь, выведет «из зоны комфорта». То есть, в этой «православной поговорке» выражается скрытая надежда плотского человека на то, что крест ему дадут самый легкий, такой, который можно будет нести без отрыва от плотской жизни. 

«Святые отцы четко указывают, что "Господь не даст креста не по силам". В Древней Греции Пифагор так же писал, что "Бессмертные боги не подвергнут свыше меры страданьям" (Золотые стихи). Я, будучи крещеным православным христианином, истинно верю и принимаю святоотеческое» (Алексей Московский. Православный христианин. Форум «Азбука.ру»).

Спасибо тебе, «Алексей Московский» и всея Руси, за то, что так крепко держишься всего «святоотеческого», и особенно – за эту ссылку на «святого» Пифагора. Воистину, это золотые слова! Потому что, несомненно, если святой отец Православной Церкви или сам «Ангел с неба» (Гал 1:8) повторяет учение «лжеименных» языческих «мудрецов», он не может не отклониться от единственно истинной веры святых Апостолов. «Ибо написано: погублю мудрость мудрецов, и разум разумных отвергну. Где мудрец? где книжник? где совопросник века сего? Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие? Ибо когда мир [своею] мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих» (1Кор 19:21).

Почему же богословское суждение «Господь не даст креста не по силам» является именно пелагианским по своей логике, существенно искажая то учение о корреляции благодати и воли, которое содержится в Священном Писании? Потому что пелагианство как раз и предполагает, что Бог дает крест, который человек несет своими собственными силами. Что от обратного и утверждается в рассматриваемой нами «святоотеческой пословице»: «не дает креста не по силам» = «дает крест по силам». Что очевидным образом не соответствует Новому Завету и догматическому учению самой Православной Церкви. Какой бы тяжести крест Бог не дал христианину, Он же подает вместе с ним и Свою сверхъестественную благодатную силу его понести. «…кто пребывает во Мне, и Я в нём, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего» (Ин 15:5). Разница лишь в том, что в восточном синергизме пелагианские мудрования представлены рудиментарно, умеренно или опосредованно. Так, в частности, в выражении «Бог не дает креста тяжелее, чем можем понести», можно слышать полупелагианскую логику «условного предопределения» ко спасению на основании предведения. Потому что спасение и достигается путем несения креста. «…если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мф 16:24). И вот, стало быть, Бог, предведая пределы сил человека, дает ему соответствующий крест, ни на один кг больше, чем способна осилить духовная мускулатура этой конкретной души.

Между тем, по множеству однозначных свидетельств святого апостола Павла в примерах подобного рода, Бог всегда дает и то, и другое; в данном случае – и крест, и благодать как силу его понести. «Ибо благодатью вы спасены через веру, и сие не от вас, [но] Божий дар: не от дел, чтобы никто не хвалился. Ибо мы — Его творение, созданы во Христе Иисусе на добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнять» (Еф 2:8-10). Что означает, и вера наша, и дела веры в равной мере предназначены избранным в качестве даров Бога, а не как что-то предвиденное Им в них самих. Одной и той же благодатью (даром Всемилостивого Бога) и вера, и дела веры предопределены прежде создания самого мира. Потому что силой собственного человеческого естества Крест Христов (средство нашего спасения) понести вообще невозможно. «Услышав это, ученики Его весьма изумились и сказали: так кто же может спастись? А Иисус, воззрев, сказал им: человекам это невозможно, Богу же всё возможно» (Мф 19:25-26).

Это можно проиллюстрировать таким примером из церковной жизни. В женской обители в Великий пост вместе постятся монахини и проживающая с ними послушница, помогающая им по быту. В самые строгие недели Поста (первую и последнюю), по церковному Уставу, сестры сокращают рацион до сухарей или вообще отказываются от пищи на несколько дней, так что на трапезную даже вешают замок. И вот все монахини, как одна, спокойно, что называется, «без напряга» и даже с радостью переносят эти тяготы; послушница же начинает буквально изнывать душою и изнемогать телесно. Почему, спрашивается, такая разная реакция на одинаковые лишения? «Потому что у всех организм разный», или «они уже привыкли», «у них воля натренированная», — ответят православные другими штампами «ортодоксального пифагорийства». В Христианстве же разница в том, что монахини прошли через Таинство пострига и получили в нем сугубые дары Духа, и дар поста, в частности. Поэтому они несут крест поста, не чувствуя чрезмерного отягощения, изнуряющего их силы, не потому, что их собственные силы больше, чем силы послушницы, но потому, что это вообще силы не их человеческого естества, но сила одной только божественной благодати, обитающей в них. То есть, это абсолютно сверхъестественно.  «Ибо возмездие за грех — смерть, а дар Божий — жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим 6:23). Так примите же этот дар как дар, а не как вашу предведанную Богом заслугу. «…возьмите иго Моё на себя и научитесь от Меня, <…> ибо иго Моё благо, и бремя Моё легко» (Мф 11:29-30).

Если Христос принес на Кресте Свою святую плоть в качестве Жертвы умилостивления Богу за наши грехи, то христиане, наоборот, распинают на кресте заповедей Христовых (и заповеди поста, в частности) своего «ветхого человека», потому что их крестоношение не может быть соискуплением как «соработничеством» Агнцу в этой Жертве, Который «со Своею Кровию, однажды вошёл во святилище и приобрёл вечное искупление» (Евр 9:12). Однако совершается это крестоношение благодатью Того же Святого Духа, Которым Христос «принёс Себя непорочного Богу», чтобы «очистить совесть нашу от мёртвых дел, для служения Богу живому и истинному» (Евр 9:14). Поэтому «плотскому» («ветхому») «человеку» нельзя понести креста, так как его самого нужно «распять» (в себе) на этом кресте. «Но вы не по плоти живёте, а по духу, если только Дух Божий живёт в вас» (Рим 8:9).

Но, может быть, воля понести крест уж точно принадлежит самому человеку, и тому, кто не пожелает нести своего креста, тому Господь, предвидя это, и не дает его, ведь сказано же: «если кто хочет идти за Мною <…> возьми крест свой» (Мф 16:24), а «кто не берёт креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня» (Мф 10:38). Стало быть, выражение «Господь не даст креста не по силам» все-таки верно, если понимать под способностью понести крест желание человека, его свободное решение последовать за Христом. Значит, килоджоули этой решимости Бог предварительно соизмеряет и в соответствии с этим внутренним ресурсом человека как критерием его «достоинства» дает каждому свой персональный крест.

Однако и такое волюнтаристическое толкование последовательно отвергают «уста Христовы» – св. ап. Павел, говоря, что «Бог производит в вас и хотение, и действие по Своему благоволению» (Фил 2:13). Что означает, что и сама воля как «достоинство Христа», тоже «не от нас», но все от того же предопределения и благодати Божьей, потому что ветхую волю («похоти») нужно распять вместе со всем «нашим ветхим человеком», а волю «нового человека во Христе» Он нам предназначил одновременно с делами «нового человека», чтобы нам совершать их силою благодати, «чтобы никто не хвалился», что он сам захотел и, тем самым, стал достоин понести крест Христов.

Если, согласно догмам пелагианства, природная воля человека вовсе не изменяется в результате первородного греха и каждый потомок падшего Адама сохраняет полную свободу воли как силу исполнять заповеди и выбирать, каким образом самоопределяться в отношении добра и зла, то, согласно аналогичным априорным идеям восточного полупелагианства (египетского синергизма), воля человека, хотя и ослабевает и становится весьма «удобопреклонной ко греху», в ней, тем не менее, сохраняется «остров свободы» в пучине лежащего во зле мира как источник волевого сопротивления диктатуре греха, способность к чему человек не утрачивает. Но поскольку речь идет о безусловной автономии воли человеческой природы, о ее онтологической свободе как неотъемлемого от этой природы самовластия, от которого должен исходить добровольный, никем и ничем не детерминированный первоначальный импульс, как сигнал «SOS», на который откликается Небесная Службы Спасения, постольку неосознанным для сторонников этого учения остается то, что, в таком случае, этот «остров свободы» оказывается либертарианской автономией – в том числе – и от Самого Бога. Поэтому воля здесь не подлежит и облагодатствования (т.е. обожению), потому что последнее предполагает именно детерминацию (или «окачествование» – в терминах преп. Максима Исповедника), тогда как, согласно «пифагорийской» догме «свободы», воля «и ныне и присно и вовеки веков» оставаться «личной территорией», куда вход запрещен для всех и вся, включая Самого Творца и Спасителя.

В апостольском же Христианстве добротолюбие в добротолюбивых от благодати Божией, а не от них самих. Поэтому в борьбе с пелагианством блж. Августину пришлось вынести в отдельный канон обязательное для всех в Церкви учение по вопросу соотношения благодати и воли. «Также было определено: Всякий, кто скажет, что эта благодать Бога, [подаваемая] через Иисуса Христа, нашего Господа, помогает нам не грешить только в том отношении, что ею нам предлагается и открывается понимание заповедей, чтобы мы знали, к чему должны стремиться и чего обязаны избегать, но что этой благодатью нам не предоставляются соединенное с любовью стремление и способность, чтобы мы делали все то, о чем уже узнали, что это следует делать, — таковой да будет анафема. Ведь поскольку апостол говорит: Знание надмевает, а любовь созидает, то было бы весьма нечестиво думать, что мы имеем благодать Христову для того знания, которое надмевает, но не имеем ее для той любви, которая созидает. Однако и то, и другое, — и знать, что именно мы должны делать, и с любовью стремиться к совершению этого, — это дар Бога, [подаваемый для того], чтобы, когда любовь станет созидать, знание не могло сделать нас надменными. И как написано о Боге: Он учит человека знанию [Пс 93. 10], точно так же написано [и другое]: Любовь [происходит] от Бога [1 Ин 4. 7]» (5 Постановление Карфагенского собора 418 г. Перевод:  Смирнов Д. virtusetgloria.org). Или, как кратко об этом сказано у Апостола в Фил. 2:13: Бог Сам действует и в вашем хотении (производя согласное с Его благоволением стремление вашей воли), и в ваших делах (уделяет вам Своей силы совершить благоугодное). Восточная же концепция синергии оставляет одно из двух действия (волевое) человеческому «предначинанию», потому что это, по сути, является здесь таким же догматом «автономии», как и в пелагианстве. Что наглядно и выражается в святоотеческом выражении «Бог не дает креста тяжелее, чем мы можем понести».

Но, может быть, мы берем грех на душу и возводим напраслину на святых отцов Восточной Церкви, и они никогда не могли богословствовать не в точности так же, как учит Апостол, будучи столь же непогрешимыми в исповедании истины, как он? Чтобы проверить это, обратимся снова к православному форуму того же ресурса, где этот опрос обсуждался.

«Святитель Иоанн Златоуст говорит: “Устрашив и внушив смиренномудрие, далее, смотри, как он опять ободряет их: ”и верен Бог, — говорит, — Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил (1 Кор. 10:13). Значит, есть искушения, которых нельзя перенести. Какие же это? Можно сказать — все, потому что возможность переносить их зависит от помощи Божией, которую мы приобретаем собственным нашим расположением. Потому, чтобы ты вполне убедился, что не только (искушений) превышающих наши силы, но и человеческих мы не можем переносить без помощи свыше, он присовокупляет: “но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести”. Даже умеренных (искушений) мы не можем, как я сказал, переносить собственной силой, но и в этом случае имеем нужду в помощи (Божией), чтобы преодолеть, а прежде, нежели преодолеем, переносить их. Бог подает и терпение и скорое освобождение, так что искушение делается сносным. Это разумеет (апостол), когда говорит: “даст и облегчение, так чтобы могли перенести”; все приписывает Ему» (Андрей К. Санкт-Петербург. Православный христианин. Форум «Азбука.ру»).

Вот именно: Апостол все без исключения в деле спасения приписывает Богу (дарам Духа), а Святитель, отдавая дань восточному волюнтаризму, начал, было, с того, что «помощь Божию мы приобретаем нашим расположением», а закончил уже, по Апостолу (и, как это за ним водится, даже не заметил, что одно не вяжется с другим). Однако «православный христианин Андрей» выделил жирным именно это место! То есть, из всего наставления святого Златоуста он выделил как основную мысль именно закравшуюся пелагианскую идею о том, что благодать мы заслуживаем собственной инициативой. Так зачем же нам, пресмыкаясь в софизмах и насилуя здравый смысл, отрицать, что это совершенно то же мнение, ложность которого показал блаженный Августин в полемике с полупелагианами? «Итак, не имея охоты противиться этим столь ясным свидетельствам, но в то же время желая приписать обретение веры самому себе, человек выставляет себя соработником Бога: и себе часть веры присваивает, и Богу часть оставляет – более того, первую часть берет сам, а последующую дает Ему. И в том, что, по его словам, происходит от обоих, упреждающим делает себя, а последующим Бога» (блж. Августин. О предопределении святых. Глава 2. Цит. по изд.: Августин, блаженный. О предопределении святых. Первая книга к Просперу и Иларию. Пер.: И. Мамсурова. М., 2000). Именно так и обстоит дело в православном учении о предопределении на основания предведения. Несмотря на то, что у Апостола в принципе невозможна такая причинно-следственная конструкция, чтобы милость Бога была «нашим приобретением» как ответной реакцией Господа на наше достоинство эту милость получить, заслужив Его расположение «нашим расположением» к Нему. «Разве мы сильнее Его?» (1Кор 10: 22), что мы могли сами поднять и понести Его ношу, а Он только бы «помог» нам донести ее до конца? Или разве мы добродетельнее Его, чтобы опередить Его в желании блага для нас? «Где же то, чем бы хвалиться? уничтожено. Каким законом? [законом] дел? Нет, но законом веры» (Рим 3:27). «Хвалящийся, хвались Господом» (1Кор 1:31), потому что и вера наша «не от нас», но дар Духа. «Удивляюсь, что вы от призвавшего вас благодатью Христовою так скоро переходите к иному благовествованию, которое [впрочем] не иное, а только есть люди, смущающие вас и желающие превратить благовествование Христово» (Гал 1:6-7).

Но «православные пифагорийцы» почему-то убеждены, что у Августина могут быть богословские ошибки, а у Златоуста – нет, хотя их положение вселенских Учителей в Церкви одинаковое. Между тем объективная разница между ними в этом отношении заключается в том, что первый свое недомыслие (по одному и тому же вопросу соотношения воли и благодати) осознал и исправил (привел в соответствие с учением Апостола), а второй просто не заметил в потоке своего византийского красноречия.  Потому что раннее, по свидетельству Августина, он тоже придерживался мнения, что мы приобретаем помощь благодати своим расположением, в то время как, по ясным словам Апостола, благодать Божия сама производит, в том числе, и это расположение воли в избранных, по одной только милости Божьей к ним, а не по какой-либо заслуге с их стороны. Что вынесено в отдельный (5-й) канон Карфагенского собора 418 г. (действием благодати в равной мере является и наше стремление, и наша способность не грешить; и наше знание заповедей, и наша любовь к их соблюдению), истинность чего подтверждена всеми последующими Вселенскими соборами. В то время как полуапелагианская концепция синергии благодати и воли сложилось на отшибе от всего этого Вселенского Православия в египетской пустыне, и вошла в Предании Восточной Церкви с другого бока, или, по-церковно-славянски, «инуде». И это несмотря на то, что специально для тех, кто не понял, о чем говорят каноны Карфагена 418, существуют последующие труды блж. Августина, написанные как комментарий к этим канонам их идейного вдохновителя и инициатора после того, как южно-галльские полупелагиане во главе с перебравшимся туда из Египта преп. Иоанном Кассианом выступили со своими волюнтаристскими возражениями. Поэтому отказ принять в полном объеме разъяснения Августина с их стороны было полемикой с богословием самого Карфагена собора, в котором изложено апостольское учение о соотношении благодати и воли. «Чем же хвалиться?», – спрашивает Апостол христиан и отвечает: совершенно нечем, ибо все «уничтожено», что мы могли бы первыми предложить Богу в качестве своего достоинства быть причисленным к числу спасенных. Ибо «все сие» (все эти достоинства) «производит Один Дух, разделяя каждому, как Ему угодно». – Нет, – отвечают синергисты, – человеку принадлежит волевое «расположение», или «предначинание свободного решения», которое Бог предвидит и которым человек «приобретает» помощь благодати. – Паки и паки повторяет Августин вслед за Апостолом, пытавшимся искоренить это бахвальство в христианах на корню, что «сие не от вас»; и это «предначинание» (которое вы мните своим) тоже «производит Бог по Своему благоволению». Но все напрасно, как не отказывались коринфяне и галаты от своих заслуг, так не отказывались от них египтяне и галлы; как не хотели римляне и евреи признавать, что они спасены Богом не за то, что они «не такие, как прочие человецы», но по одной только Его благости и милости, так не хотят это делать греки и скифы. И даже выделяет эти «золотые слова» жирным шрифтом как главное в своем полупелагианском символе веры.

Таким же «макарием» в плотском мудровании рассматриваемой церковной поговорки крест и искушения богословски перемешались или даже поменялись местами: и крест, будучи Божьим Законом, который «свят» (Рим 7:12), стал искушением для «православных пифагориан». Ведь Агнец распят ни на каком ином Кресте, как на Кресте святого Закона Божьего, которым «познается» наш грех, требующий божественного правосудия. А источником искушений является, наоборот, «лежащий во зле мир» и его «князья». Поэтому аналогия между несением креста и прохождением через искушения, мягко говоря, неуместна. Заповеди Христовы как Новый Закон для нас самих абсолютно невыполнимы. Их исполняет действующая в христианах как членах Тела Христова божественная благодать. А вот искушения, действительно, отчасти посильны для нас и какое-то время даже ветхий человек может им сопротивляться и «делать законное», т.е. исполнять Ветхий Закон как «закон (нашего) естества». Только суть в том, что это частичное исполнение «естественного закона» силой воли, по Апостолу, не только не является предначинаем нашего оправдания (которое Бог «взыскует» и воздает сторицей), но, напротив, неотвратимо ведет к осуждению в силу беззакония всего остального, нами совершаемого в рамках Ветхого закона. «Но мы знаем, что закон, если что говорит, говорит к состоящим под законом, так что заграждаются всякие уста, и весь мир становится виновен пред Богом, потому что делами закона не оправдается пред Ним никакая плоть; ибо законом познаётся грех. Но ныне, независимо от закона, явилась правда Божия, о которой свидетельствуют закон и пророки, правда Божия через веру в Иисуса Христа во всех и на всех верующих, ибо нет различия, потому что все согрешили и лишены славы Божией, получая оправдание даром, по благодати Его, искуплением во Христе Иисусе, которого Бог предложил в жертву умилостивления в Крови Его через веру, для показания правды Его в прощении грехов, соделанных прежде» (Рим 3:19-25).

И тем, кто особо настаивал, что исполнение естественного закона свободным решением – это начало нашего оправдания, которым мы приобретаем помощь благодати, был не кто иной, как все тот же Пелагий. «...кратко посмотрим со вниманием на те высказывания, о которых [судьи в приговоре] сказали, что в них Пелагий отверг и анафематствовал то, что противоположно [церковному учению]. Ведь, скорее всего, именно в них и заключается вся эта ересь. <...> что “Закон приводит в Царство [Небесное] так же, как и Евангелие”; <...> что “прощение согрешающим подается не по благодати и милосердию Бога, но по заслуге и труду тех, кто благодаря покаянию сделались достойными милосердия”» (св. Августин, епископ Гиппонский О деяния Пелагия / пер. Д. В. Смирнов.  www.virtusetgloria.org). Поэтому, опровергая это заблуждение, сам свт. Иоанн Златоуст, следуя Апостолу, и говорит, что для нас все искушения непреодолимы, потому что по своим силам человек не может сопротивляться им постоянно и рано или поздно падает. Поэтому такая преходящая добродетель и стойкость перед искушениями не может расцениваться как положенное свободным решением начало спасения, потому что, по Апостолу, таким началом служит только Искупление Креста Христова, без которого все искушения заканчивались бы нашим падением, если бы Господь не клал им пределы для Своих избранных. И прародители в Эдеме, скорее всего, пали на сразу, т.е. не после первого же искушения. Но если они пали, будучи и во всей силе своей первозданной природы и имея помощь благодати, то кто может не пасть из их потомков, духовно мертворожденных в результате их грехопадения? Соответственно, всякий, кто из слов апостольского Послания о «непопущении Богом вам быть искушаемыми сверх сил» (1Кор 10:13) делает вывод о том, что Он по этому же принципу не дает нам и креста свыше наших сил, неосознанно повторяет пелагианское мудрование, в котором делался именно этот ложный вывод, что раз даже язычники способны «делать законное» (или, что то же самое, не поддаваться на искушения и не грешить) силою своей воли, то они могут исполнять собственными силами и евангельские заповеди («нести свой крест») и, тем самым, класть начало своего спасения, деятельно и производительно участвовать в нем. Потому что крест, который несут христиане, это крест Нового, а не Ветхого закона (на котором за наши грехи распят Христос). И этот Крест как совершенный Закон Божий исполняется благодатью Самого Бога, Живущего в христианах, и поэтому не может даваться христианам никаким другим образом, кроме как весь целиком, или всем один и тот же. Потому что противное означало бы необязательность исполнения евангельских заповедей для отдельных «немощных в вере» христиан, которым по этой причине делалась бы скидка. Что, с одной стороны, подтверждает, что придерживающиеся такового мнения априори приписывают способность исполнение евангельских заповедей силе человеческой воли, а с другой – приводит это «лжеименное знание» к неизбежному самоотрицанию, а именно, к противоположному хотению уже эти заповеди не исполнять вовсе или хотя бы не в полном объеме (взять крест категории «лайт»), столкнувшись на опыте с тем, что их, оказывается, вообще нельзя исполнять собственными силами. 

По Апостолу же, «те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями» (Гал 5:24-25) как хотения ветхого человека, что возможно, «если только Дух Божий живёт в вас» (Рим 8:9). Что означает, что Господь, наоборот, не дает креста, которого можно было бы понести, потому что Он даровал христианам всегда предваряющего их Духа Утешителя, Который подает им Свою божественную силу захотеть, поднять и понести эту неприподъемную для них ношу, предвосхищая их не только в каждом действии этого рода, но и в каждом его хотении. «Дайте мне рычаг, – говорит титанический мудрец Пифагор, – и я сдвину Землю со своей оси». «…всяк может поднять ношу его», – вторит ему «златоуст» гуманизма Достоевский, ­– «всяк – если захочет такого счастья. Он был человеческий образ. Всю землю спасти можешь» (Братья Карамазовы. Рукописные редакции / Д.,XV,243-244). «Дай, что повелишь, и повели, что хочешь», – отвечает на эти «золотые слова» мудрецов мира сего блаженный Августин в своей «Исповеди», выражая самую суть святой веры Апостола, который «отнял все у человека, чтобы тот все воздавал Богу» (блж. Августин. О предопределении святых. Гл.XVI / Блаженный Августин. Антипелагианские сочинения позднего периода. Пер. Д.В. Смирнов. М., изд. АС-ТРАСТ, 2008. С.361).

Александр Буздалов