Решения Карфагенского собора 416 г. против синергианства

Блж. Августин выступает на Карфагенском Соборе против донатистов. Рис. А. Дютертра с картины К. ван Лоо (Лувр, Париж). Источник фото: https://drevo-info.ru/pictures/19008.html. 

Одним из нескольких Карфагенских соборов, осудивших пелагианство, стала сентябрьская сессия синода епископов Африки 416 г. О его решениях можно судить только по сохранившемуся письму отцов собора к папе Иннокентию I. Для нашей темы (т.е. исследования православного синергианства как полупелагианства) в определениях этого Карфагенского собора есть два момента, которые заслуживают пристального внимания.

«...а той благодати Божией, коею мы становимся христианами, коею и самое наше решение воли делается воистину свободным, освобождаясь от господства плотских похотей, по слову Господа – если Сын вас освободит, то будете истинно свободными (Ин.8:36)»  (Письмо отцов Карфагенского собора 416 г. к папе Иннокентию. Цит. по изд.: свящ. Александр Кремлевский. История пелагианства и пелагианская доктрина. Казань, типо-лит. Казан. ун-та, 1898. С. 84). Суть этой формулировки как раз в том, что она моноэнергианская и поэтому осуждает не только пелагианский волюнтаризм, против которого направлена, но, будучи более широкого радиуса действия, затрагивает и синергианский волюнтаризм, потому что, согласно последнему, воля ветхого человека нуждается не в освобождении благодатью, но лишь в укреплении и «помощи», сохраняя свою автономию в достаточной мере для того, чтобы самоопределиться к Богу собственным «свободным решением».

«…вы не подверглись принуждению или насилию, но добровольно, по собственному расположению отстали от греха. В этом заключается как похвала, так вместе и упрек. Если вы пришли добровольно и не подверглись никакому принуждению, то какое вы можете иметь извинение и какое оправдание, когда возвратитесь опять на прежнее? А потом, чтобы ты познал, что все это зависело не от их только расположения, но и от Божией благодати, апостол, сказав: “послушасте... от сердца”, присовокупил: “в оньже... предастеся образ учения”. Послушание от сердца показывает свободную волю, а слово – “предастеся” намекает на помощь Божию» (свт. Иоанн Златоуст. Беседы на Послания Римлянам. Беседа 11 / Полное собрание творений святого отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского в русском переводе. СПб., изд. С-Петербургской Духовной Академии, 1903. Т.9, кн.1. С.611-612).

Поэтому, когда после Карфагена 418 г., в 5-м определении которого всяческий волюнтаризм был снова осужден, синергиане Востока и Запада выступили единым фронтом против разъяснений Августина итогов Карфагенского собора, расценив их как перегиб («крайность») личного мнения епископа Гиппона, они вступили в полемику именно с постановлением Карфагенского собора, принятого в дальнейшем на уровне Вселенской Церкви. И поскольку эта полемика полупелагианской защиты «свободы воли» от «насилия» со стороны благодати велась весьма активно и долго, Второму Аравсионскому собору спустя век после Эфеса пришлось еще раз осудить уже непосредственно синергианское (а не пелагианское) отрицание того, что «самое наше решение воли делается воистину свободным, освобождаясь от господства плотских похотей» только действием благодати, а не сохраняет такую свободу в ветхом состоянии, в чем синергианство, по сути, было единомышленным с пелагианством, расходясь с ним только в степени (качестве и количестве) этой «свободы».

«Но если такова была власть греха до благодати, то за что, спросишь, грешники наказывались? За то, что им даны были такие повеления, которые можно было исполнять и во время господства греха» (свт. Иоанн Златоуст. Беседы на Послания Римлянам. Беседа 13. Цит. изд. С.642).

«…как Бог свободен и творит, что хощет <…>, так свободен и ты; и если хочешь погибнуть, то природа твоя удобоизменяема; если хочешь изрыгнуть хулу, составить отраву, убить кого, – никто тебе не противится и не возбраняет. Кто хочет, тот и покорствует Богу, и идет путем правды, и владеет пожеланиями; потому что ум сей есть противоборник, и твердым помыслом может препобедить порочные стремления и гнусные пожелания» (преп. Макарий Великий. Духовные беседы. 15:21 / Преподобного отца нашего Макария Египетского духовные беседы, послание и слова, с присовокуплением сведений о жизни его и писаниях. – Изд. 3-е. М., тип. М.Н. Лаврова и К°, 1880. С. 157).

И второй момент в определениях Карфагенского собора 416 г., объективно направленный не только на пелагианство, но и на синергианство в его полупелагианском аспекте. «А той благодати, которою мы делаемся христианами, о которой Апостол пишет: по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием, нo в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти? Благодарю Бога моего Иисусом Христом, Господом нашим [Рим 7:22-25], – этой благодати они совершенно не признают, хотя и не осмеливаются открыто отвергать» (Письмо отцов Карфагенского собора 416 г. к папе Иннокентию. Цит. изд.. С. 84-85).

Вопрос заключается в том, кто такой «внутренний человек» и что такое «закон ума» этого «моего внутреннего человека». Толкование Карфагена: «внутренний человек» (Рим 7:22) это «христианин» как «новая тварь», или «новый человек во Христе» (2Кор 5:17; Гал 6:15; Еф 2:15). В то как время как в синергианстве «по внутреннему человеку» (Рим 7:22) толкуется в значении «по природе законного» (Рим 2:17), «показывающего, что дело закона у них написано в сердцах, о чём свидетельствует совесть их», в данном случае – их «услаждение», что означает, что речь идет о «ветхом» (естественном) человеке, а не о «новом».

«…соуслаждаюся закону. Что значит – соуcлaждaюcя? Соглашаюсь с ним, как с добрым, равно как и он согласен со мною, желающим делать добро. Человеку дано было свыше – желать добра и не желать зла. Закон же, явившись, и во зле сделался обвинителем очень многого и в добре хвалителем большего» (свт. Иоанн Златоуст. Беседы на Послания Римлянам. Беседа 13. Цит. изд. С.639).

Если у Апостола закон жизни по духу был дан «во зле», а «услаждение» этим законом (равно как и возможность «не желать зла») стало возможным только действием благодати в «новом человеке во Христе», то в синергианском толковании то и другое происходило и «во зле», т.е. в падшем состоянии человеческой природы. И это – принципиальная антропологическая разница.

То же самое у преп. Иоанна Кассиана.

«Подлинно, мы усматриваем во внутреннем нашем человеке две стороны» (преп. Иоанн Кассиан Римлянин. Собеседования египетских подвижников. 6-е собеседование, гл.10 / Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин. Писания. Сергиев Посад. Свято-Троиц. Сергиева лавра. РФМ, 1993. [Репринт. изд. 1892 г.]. С. 269).

 «Есть война и в членах наших, поселенная для нашей же пользы, как читаем у апостола:  “плоть желает противного духу, а дух – противного плоти: они друг другу противятся, так что вы не то делаете, что хотели бы” (Гал 5, 17). По промыслительному распоряжению Божию она внедрилась как бы в самую природу нашу. И можно ли почитать ее чем иным, как не естественной принадлежностью человеческой природы после падения первого человека, если она всем без исключения обща? Можно ли не верить, что она находится в нас по воле Божией, во благо нам, а не во зло, если она всем присуща? Так, некоторым образом, самим промышлением Божиим оставлена в нас эта спасительная борьба, чтобы возбуждала нас и вела к высшему совершенству; и напротив, с прекращением ее должен настать опаснейший мир» (преп. Иоанн Кассиан Римлянин. Собеседования египетских подвижников. 4-е собеседование, гл.7. Цит. С.228).

Если Апостол говорит о духовной брани с «плотью», которая стала возможна только действием благодати в «новой твари во Христе», то Кассиан и Златоуст относят эту «войну плоти и духа» к состоянию самой человеческой природы после грехопадения, что, опять-таки, является вариацией пелагианской антропологии, а не апостольской.

«И грех, говорит (апостол), противится закону естественному, это и есть – “закону ума моего”. И вот (апостол) изображает состязание и битву и весь подвиг возлагает на закон естественный» (свт. Иоанн Златоуст. Беседы на Послания Римлянам. Беседа 13. Цит. изд. С.640).

Но Апостол, несомненно, утверждает противоположное, говоря к христианам и о христианах, т.е. обращается исключительному к «новому человеку» и говорит о «законах» существования именно благодати как о «новой природе» святых во Христе. Отцы же говорят «в нас» и «в нашей» в подчеркнуто общечеловеческом, а не общецерковном значении, аналогичным пелагианству образом не различая «ветхого» и «нового человека» в отношении самой способности вести брань против «похотей плоти». И то, что для Апостола сверхъестественно (дар божественной благодати), то для святоотеческого синергианства естественно.

«Итак, слово плоть в этом месте надо принять не в смысле человека, как существа, а в смысле воли плотской, или злых похотей; равно и под словом дух понимать не какое-нибудь существо личное, а добрые и святые стремления души» (преп. Иоанн Кассиан Римлянин. Собеседования египетских подвижников. 4-е собеседование, гл.11. Цит. изд. С. 230).

Снова Преподобный приписывает «стремлениям души» (как «естественной принадлежности человеческой природы») то, что Апостол относит исключительно к действию благодати в христианах. «Сие только хочу знать от вас: через дела ли [ветхого] закона вы получили Духа, или через наставление в вере?» [как другой сверхъестественный дар Того же Духа]. «Так ли вы несмысленны, что, начав духом, теперь оканчиваете плотью?» (Гал 3:2-3), – вопрошает Апостол у галатов буквально то же самое, что Августин Гиппонский будет спрашивать у галлов, а Проспер Аквитанский – у их идейного лидера Кассиана Римлянина. Поэтому то, что Кассиан называет легендарным «шествованием царским путем» между «двумя сторонами», или «крайностями», действительно, оказывается какой-то двусмысленной полупелагианской серединой между истиной Апостола и лжеучением Пелагия.

И после стольких веков «царственного шествия» этого полупелагианства по просторам Православного Востока русские Отцы уже не могли и помыслить иначе (за исключением случаев, когда обращались непосредственно к Апостолу, миную традицию синергианства и забывая его догмы, как в частности, часто делал свт. Игнатий).

«Внутренний человек — дух, проявления жизни которого составляют страх Божий, требование совести и недовольство ничем тварным. Он цел и в падшем, и в самом большом грешнике дает о себе знать, — и всегда стоит на стороне богоугодного, законного и доброго, сему сочувствует, сим соуслаждается. И никого нет, кто бы не испытывал сего» (свт. Феофан Затворник. Толкование на Послание апостола Павла Римлянам. М., «Правило веры», 2006. С.579).

Таким образом,  синергианское толкование понимает апостольскую оппозицию внутреннего и плотского человека как относящуюся к одному эмпирическому («естественному») человеку, где «внутренний человек» это некий остаток первозданной природы, сохраняющий свободу воли и врожденное знание закона. И это весьма существенная экзегетическая ошибка в антропологии, и ошибка именно пелагианского типа, имеющая последствия в сотериологии. Апостол говорит о том, что «новый человек» находится внутри «ветхого (плотского) человека» и после крещения, которого («плотского») он должен распинать в себе на кресте заповедей силою благодати. «Закон ума моего [апостольского]» (Рим 7:23) = закон «ума Христова» (1Кор 2:16), или закон благодати, которому противоборствует закон плоти (или «ветхого человека» и его «похоти», или плотской ветхой воли и «плотского мудрования»). Синергианство же относит это внутреннее добро к тому же «ветхому человеку», потому что он должен здесь сам положить начало своего оправдания. 

«Прежде еще сказали мы, что человек по природе имеет предначинание, и его-то взыскует Бог. И поэтому, повелевает, чтобы человек сперва понял, поняв возлюбил, и предначал волею. А чтобы мысль привести в действие, или перенести труд, или совершить дело, – сие благодать Господня дает возжелавшему и уверовавшему. Посему, воля человеческая есть как бы существенное условие. Если нет воли; сам Бог ничего не делает, хотя и может по свободе Своей. Посему, совершение дела Духом зависит от воли человека» (преп. Макарий Великий. Духовные беседы. 37:10. Цит. изд. С.341).

Что очевидным образом противоречит учению Апостола и поэтому (увы и ах) не может считаться подлинно православным. Каковым является толкование отцов Карфагенского собора, далее в том же письме папе Иннокентию еще раз акцентированного говорящих о том, что «внутренний человек», находящий удовольствие в законе Божьим, это порождённый благодатью новый человек. «Мысль их [пелагиан] противоречит и совершаемым нами благословениям, так как, по ней, мы напрасно молимся о народе, чтобы он угождал Богу правою и благочестивою жизнию, и напрасно молился Апостол: преклоняю колена мои пред Отцем Господа нашего Иисуса Христа. от Которого именуется всякое отечество на небесах и на земле, да даст вам по богатству славы своей крепко утвердиться Духом Его во внутреннем человеке [Еф 3:14-15]. Если захотим, благословляя народ, сказать: дай им, Господи, утвердиться в добродетели чрез Духа Твоего, то они будут противиться нам, утверждая, что мы отвергаем свободное решение, если просим у Бога того, что в нашей власти: если, говорят, хотим утвердиться в добродетели, то можем это по силе природы, которую получили при творении» (Письмо отцов Карфагенского собора 416 г. к папе Иннокентию. Цит. изд. С. 86).  Пусть и не в той же мере, что пелагианство, тем не менее синергианство отстаивает то же свободное решение, опасаясь всю причину обращения человека ко Христу отнести к божественной благодати, и оставляя часть этой причинности за естественной силой воли. Что будет ещё раз осуждено в том же 5-м определении Карфагена 418 г., где под словом «любовь» (к исполнению заповедей) обозначается то же «удовольствие внутреннего человека в законе Божьем» (Рим 7:22), «крепко утверждаемое Духом Его» (Еф 3:14). В то время как в синергианском толковании такая «любовь» сохраняется в естестве человека и в его ветхом состоянии, что и является, по сути, умеренной формой пелагианской антропологии.

«Итак, от тела этой смерти освобождает не природа, которая продана [в рабство] греху, запятнана пороком и жаждет Искупителя и Спасителя, и не знание закона, посредством которого происходит познание вожделения, а не его преодоление, но [освобождает] благодать Господа [Бога] через Иисуса Христа, нашего Господа [Рим 7. 25]. Эта [благодать] — не природа, которая умирает, и не буква, которая убивает, но дух, который оживотворяет [Ср.: 2 Кор 3. 6]. В самом деле, [апостол] уже имел ту природу, которая наделена [свободным] решением воли, — ведь он говорил: Мне свойственно хотеть [Рим 7. 18], — но он не имел той природы, которая обладает здоровьем без порока, — ведь он говорил: Я знаю, что добро не обитает во мне, то есть в моей плоти [Рим 7. 18]. Он уже имел знание святого закона, — ведь он говорил: Я не иначе узнал грех, как посредством закона [Рим 7. 7], — но он не имел сил действовать праведно и достигать совершенства в праведности, — ведь он говорил: Я не делаю то, что хочу, а делаю то, что ненавижу [Рим 7. 15], и [еще]: Я не нахожу [в себе], чтобы я совершил добро [Рим 7. 18]. Поэтому ни [свободное] решение воли, ни заповедь закона не были тем, благодаря чему апостол мог бы освободиться от тела этой смерти, поскольку он уже имел и то, и другое, первое — в природе, второе — в учении; но он просил о помощи благодати Бога через Иисуса Христа, нашего Господа» (св. Августин, епископ Гиппонский. О деяниях Пелагия. 8. 21-9. 21. Пер. Д. Смирнова. virtusetgloria.org). Здесь Августин еще сам пользуется синергианским термином «помощи благодати», потому что пелагианство отрицало необходимость даже содействия благодати свободной воле. И только после вступления в полемику представителей синергианства (после комментариев Августина к решениям Карфагенского собора 418 г., аналогичных изложению решений собора 416 г. в письме африканских епископов к папе Иннокентию) Августину стало ясно, что нужно говорить не о «содействии» («помощи»), но о непреодолимом действии благодати на святых («избранных»), потому что неопределенность понятия «помощь» позволила тому же Пелагия без труда истолковать ее в собственном (волюнтаристском) смысле и избежать осуждения на соборе в Диосполе в 415 г. В то время как определения Карфагенского собора и 416-о и 418-о гг., как было показано, уже были моноэнергианскими и говорили об освобождении воли действием благодати и даже о порождении благодатью самого волевого решения и стремления, а не о содействии какой-то частично сохраняющейся после падения прародителей «свободе воли» как возможности ветхого человека выбрать что-то, кроме греха. Что в синергианстве трактовалось как неподобающее «насилие» над автономией воли и ее противоправное «принуждение» и поэтому отвергалось почти с той же категоричностью, что в пелагианстве.

Почему Карфаген (августианство) прав, а синергианство – заблуждается вместе с пелагианством? – Потому что Апостол, говоря о «законе ума моего», противодействующего «закону греховной плоти» (Рим 7:22-25), стоит на позициях именно моноэнергизма, или «самовластия благодати» (в терминах августианства), потому что «закон» указывает на необходимость, а не на свободу. Синергианство же относит этот «закон ума» к свободному решению «внутреннего человека» как закону существования самой человеческой природы. В чем, опять-таки, повторяет логику пелагианства, понимавшего «благодать» как нечто однородное воле. Действительно, «закон» у Апостола всегда означает «внутренний закон природы». Поэтому когда Апостол противопоставляет один закон («ума моего» (Рим 7:23), или «закон Христов» (Гал 6:2)) другому закону («членов моих», или «греховной плоти» (Рим 7:23)), он противопоставляет сами природы благодати и воли. «Итак тот же самый я умом моим служу закону Божию, а плотию закону греха» (Рим 7:25). О чем во всей этой полемике никто даже не задумывался, кроме Августина. «Итак, от тела этой смерти освобождает не природа, которая продана [в рабство] греху, <…>, но [освобождает] благодать Господа [Бога] через Иисуса Христа, нашего Господа [Рим 7. 25]. Эта [благодать] — не природа…» (св. Августин, епископ Гиппонский. О деяниях Пелагия. 8. 21. Цит. изд.). Поэтому никак иначе, кроме как непреодолимо, благодать и не может действовать на спасаемого, потому что речь идет о сотворении «нового человека», по сути, из ничего, или из праха «ветхого человека», а не о простом количественном увеличении («содействии» и «помощи») его собственных добродетелей. «Но что для меня было преимуществом» [и доныне остается таковым в синергианской сотериологии], «то ради Христа я почел тщетою. Да и все почитаю тщетою ради превосходства познания Христа Иисуса, Господа моего: для Него я от всего отказался, и все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа и найтись в Нем не со своею праведностью, которая от закона» [моей природы и воли], «но с тою, которая через веру во Христа, с праведностью от Бога по вере; чтобы познать Его, и силу воскресения Его, и участие в страданиях Его, сообразуясь смерти Его, чтобы достигнуть воскресения мертвых» (Фил 3:7-11).

Александр Буздалов