Древо жизни и древо смерти

«Грехопадение» (1860 г.), Шнорр фон Карольсфельд Юлиус, гравюра, дерево.

«И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло, и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно» (Быт 3:22). А что, если бы Адам все-таки сумел изловчиться и после того, как вкусил  от древа познания добра и зла и стал смертным, и до того, как его депортировали из рая, успел бы схватить плод с древа жизни или откусить от него, несмотря на держащих его конвоирующих ангелов, стал бы он тогда снова бессмертным?

Есть такой популярный ролик в Ютубе, где пятилетний блогер жалуется на своих родителей таким монологом: «Вот я тозэ… поеду биз вас в Маскву… буду там кýсать морозенное, пирозное, напитки пить всякие...». На что большинство родителей с улыбкой подыграло бы маленькому клоуну и ответило бы примерно в таком духе: «Как бы он и вправду без нас в Москву не уехал и не закатил бы там пир на весь мир... Придется пойти ему на уступки, а то, чего доброго, совсем от нас съедет». В той же манере отвечает и Бог Адаму, откушавшему от одного древа и собиравшемуся откушать от другого. «Вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло, и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно». «Как бы» здесь — это наигранное опасение Бога действий взбунтовавшегося человечка, мнимое волнение от возможного урона, который Адам (как мнится ему, ведомому дьяволом) якобы может нанести Всемогущей Троице. «Как бы теперь чего не вышло», «с ним (ставшим таким же всеведующим, как и Мы) теперь шутки плохи», — вот что означают эти слова, т.е. прямо противоположное тому, что формально в них утверждается. Как пятилетний ребёнок не может без родителей поехать не то, что в другой город, но даже в другой район города, и не в состоянии сам ничего купить, будучи полностью на их иждивении, так и Адам не мог ни познать ничего, ни (тем более) обрести бессмертие без Бога. Даже если бы они с Евой предусмотрительно засолили плоды с древа жизни в дубовые бочки и контрабандой вывезли бы их с собой в свою вынужденную эмиграцию.

Как в монологе юного ютубера ключевыми являются слова «без вас» («поеду без вас», «буду кушать без вас»), так и в стихе Быт 3:22 смысловым камертоном всей фразы является слова «Адам стал как один из Нас», потому что они отсылают к ложному обещанию дьявола, что, вкусив от древа познания, прародители сделаются «как боги, знающие добро и зло» (Быт 3:5). И так же, как тот маленький проказник без родителей не мог осуществить ничего из того, что декларировал, Адам без Бога априори не мог реализовать ничего из своих намерений, но даже был обречен получить обратный результат. При этом древо жизни для первого человека было прообразом новозаветного таинства Евхаристии.  «Я — лоза, вы — ветви. Пребывающий во Мне — и Я в нем, — тот приносит много плода, потому что без Меня не можете творить ничего» (Ин 15:5). Поэтому и для Адама, разорвавшего животворную связь с Богом, древо жизни уже не принесло бы своего «плода» как ожидаемого эффекта, даже если бы он вкусил от него, потому что он сделал бы это именно «без» Бога, причем демонстративно, и хуже того — в союзе с дьяволом, заменившим человеку Бога.

Другими словами, плоды обоих древ обладали своими свойствами (несли жизнь и познание) не сами по себе, но по Божьему о них повелению и действию. Это только в сказках есть «живая» и «мертвая вода», питие которых гарантировало каждому смерть и воскресение. И это только в мире безбожного позитивизма вещи не могут выйти за пределы физико-химических законов своего существования. А в мире Божьем все происходит по Его промыслу и благоволению, поэтому здесь огонь может действовать как вода и наоборот. Поэтому, будучи Жизнедателем, Бог мог подавать Адаму вечную жизнь посредством любого явления видимого мира, в том числе — даже посредством древа смерти, если бы только падший Адам мог обратиться к Господу Богу своему всем сердцем, а не уповал бы теперь на самого себя и на магическую силу райских древ. И наоборот: средством грехопадения и смерти прародителей человеческого рода могло послужить даже само древо жизни, если бы дьявол искусил их вкусить от него без ведома Бога, точно так же как это произошло с древом познания и чего, собственно, мнимо опасается Бог словами «как бы теперь не взял также от дерева жизни, и не вкусил».

Как первозданный Адам обладал бессмертием не по своей собственной природе, но исключительно действием божественной благодати, точно так же и плоды древа жизни могли быть источником вечной жизни только по благодати, а не по своему естеству. Вкушение плодов древа жизни было видимой стороной этого таинства первого завета человека с Богом. Но никакое таинство не совершается, если в нем одновременно не действует Бог Своей благодатью. Видимая сторона таинства может исторически видоизменяться, а Бог может действовать или бездействовать в таинстве, потому что это обусловлено не его внешней формой, но духовным состоянием человека.   

И дьявол соблазнил первых людей именно магическим аспектом этого мнимого тайнодействия. Вкушение плодов с древа познания стало первым опытом колдовства, или спиритизма в истории человечества. Дьявол искусил Адама и Еву возможностью совершать чудодейственные ритуалы без Бога, похитив Его сверхъестественную силу, знание и могущество над природой вещей. Поэтому апостол называет знание этого рода «лжеименным» (1Тим 6:20), т.е. «так называемым», или знанием в кавычках. И «древо познания добра и зла» было именно «древом познания» в кавычках (став по факту древом смерти), потому что ведением природы сущих обладает только их Творец, а «гнозис», который сулил человеку дьявол, был заведомо ложным, по своей сути, являясь противоположностью заявленному значению, т.е. нес в себе, наоборот, неведение, а не знание, смерть, а не богоподобное бессмертие.

Отсюда и ирония божественного комментария ко всей этой ситуации: поскольку значение посылов дьявола человеку и результат совершенных им в искушении действий были противоположными заявленным, то ирония, будучи антифразисом, как раз и указывает на эту противоположность, потому что с находящимся после грехопадения в невменяемом состоянии Адамом уже нельзя было говорить с помощью автологической (прямой и открытой) речи, потому что  он ею уже просто не воспринимал. Духовный контакт человека с Богом был разорван, поэтому ирония здесь выполняет функцию притчи, т.е. является формой иносказания. «И, приступив, ученики сказали Ему: для чего притчами говоришь им? Он сказал им в ответ: для того, что вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано, ибо кто имеет, тому дано будет и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет; потому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют; и сбывается над ними пророчество Исаии, которое говорит: слухом услышите — и не уразумеете, и глазами смотреть будете — и не увидите, ибо огрубело сердце людей сих и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят глазами и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и да не обратятся, чтобы Я исцелил их» (Мф 13:10-15).

Большинство святых отцов в своем толковании Быт 3:22 сходятся в том, что иронией является первая часть фразы («вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло»). Кажется, один только преп. Иоанн Кассиан вместе с теософами и гностиками различного толка воспринимает эти слова всерьез, что лишний раз демонстрирует несовершенство его богословия в целом. Но суть в том, что иронией является и вторая половины стиха, или второй его тезис («теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно»), потому что все это предложение является сложноподчиненным, и смысл придаточного в нем непосредственно вытекает из смысла главного предложения, будучи его следствием. Поэтому если иронией является первое (в чем, повторим, состоит консенсус патрум), то иронией должно быть и второе. Как знание без Бога – это ложное знание, или неведение, так и жизнь без Бога – это мнимая жизнь, или тление и умирание (т.е. смерть, растянутая во времени).

Ирония – это когда означаемое противоположно означающему, или сказуемое – сказанному. И если говорится, что «Адам стал один из Нас» (самовольно взяв от древа познания), то в переводе с языка иронии это означает, что он им, конечно же, не стал. Поэтому и слова «как бы не взял также от древа жизни и не стал жить вечно» означают, что последнего никаким образом не могло произойти, потому что ожидание вора не могло сбыться во втором случае точно так же, как и в первом. Если бы Адам после того, как он вкусил от так называемого «древа познания» и стал «Незнайкой на Луне», скоропостижно скончавшись духовно, – если бы после этого он вкусил «также» (тем же манером) от древа жизни и снова стал бессмертным, целомудренным и святым, – это означало бы, что плоды древа обладают чудодейственной силой по собственной природе, помимо Бога и Его воли. В чем, в свою очередь, и заключалось дьявольское искушение черной магией, и что априори не могло быть истиной. Точно так же если бы первозданный Адам обладал нетлением и бессмертием сам по себе, это означало бы, что аналогичным нетлением и бессмертием обладает прах, из которого он был создан. Что абсурдно, потому что прах – это и есть продукт тления органической материи, а тленное не может быть нетленным само по себе. То же самое касается и рая в целом: если бы Эдем обладал своими сверхъестественными свойствами по собственной природе, он сохранился бы в первозданном состоянии и по сей день. Но рай пребывал раем только действием божественной благодати, а значит, только до тех пор, пока это было угодно Богу. И вместе с раем истлело и древо жизни, сделавшись тленным за грех первого человека, как та бесплодная смоковница, что засохла по одному только слову Христа (Мф 22:19). Так и сам Эдем стал сирийской пустыней, когда из него ушло Божественное Присутствие.

Как в Иуду Искариота с куском того же хлеба, с которым в апостолов вошел Христос, «вошел сатана» (Ин 13:27), так и в падшего Адама с плодом от древа жизни, вкушенным после грехопадения против воли Божией, вошел бы все тот же дьявол и смерть. А значит, слова «как бы теперь он не вкусил и не стал жить вечно» (Быт 3:22) являются такой же божественной иронией, как и предшествующие им слова «вот Адам стал как один из Нас, зная добро и зло». Ино-, а точнее – антисказание здесь заключается в том, что и вкушение от древа жизни после грехопадения уже не могло вернуть Адаму бессмертия, что возможно было только после установленного Богом Искупления за совершенное преступление, возобновления действия благодати и принесения достойных плодов покаяния. Где сами эти «плоды покаяния» и были бы «плодами древа жизни», а значит, могли быть произведены только силой той же благодати, потому что если бы Адам и Ева были в состоянии принести такие чудесные «плоды» после грехопадения собственной силой (так называемой «свободой воли», или «самовластием») они сделали бы это тотчас же после вынесения Им Судией страшного приговора.

Другими словами, вкушение плодов древа жизни после грехопадения для Адама было бы тем же самым, что причащение Святых Христовых Таин для нераскаянного грешника или даже вообще некрещенного человека. В лучшем случае это не дало бы никакого результата, а в худшем – принесло бы только духовный вред. Казалось бы, святоотеческие толкования стиха Быт 3:22 об этом и говорят, однако происходит это из иных соображений. Потому что даже те отцы, которые заметили иронию первого предложения (в составе сложного), не заметили аналогичной иронии второго, хотя она лежит на поверхности. Обусловлено это тем, что эти толкования выполнены с позиций синергианского волюнтаризма с его полупелагианской антропологией. Особенностью этой традиции является гуманистическая недооценка катастрофических для человечества последствий грехопадения, которые характеризуется только как «повреждение природы» с сохранением  «свободы воли». Как говорит Кассиан, Адам в опыте греха приобрел знание зла, но не утратил знания добра. Поэтому он мог продолжить в этом состоянии приступать и к таинству вкушения от древа жизни. Эта же полупелагианская интенция присутствует в других толкованиях этой традиции: последствия грехопадения Адама были не так страшны, как их малюют августиане-карфагеняне. Природа человеческая, конечно, пострадала в первородном грехе, но не так сильно, чтобы совсем потерять возможность богообщения и вообще способность к духовной жизни. Поэтому и возможность синергии воли ветхого человека с божественной благодатью сохранялась. В частности, Адам мог тут же раскаяться и получить прощение, но он не захотел этого, поэтому Богу пришлось изгнать его из рая, чтобы такое раскаяние постепенно зародилось в нем в тяготах земной юдоли. Поэтому падший Адам мог продолжить вкушать и плоды древа жизни, потому что духовная жизнь сохранялась в нем самом. Но поскольку совершенный грех повредил природу первого человека, сделав ее страстной и тленной, вкушение плодов древа жизни придало бы ему бессмертие в актуальном (падшем) состоянии его природы, т.е. сделало бы его страстным и тленным во веки веков. И только поэтому, дескать, Богу по Его человеколюбию пришлось удалить падшего человека от этого источника бессмертия. Что и означает, что синергия с божественной благодатью возможна и для ветхого человека: благодать «содействует» и с падшей природой в ее остаточных добродетелях, помогая им «развиться» и заработать в полную силу. Но суть в том, что как раз над подобным мнением и иронизирует Создатель словами «как бы теперь не вкусил он также от древа жизни и не стал жить вечно». Потому что нельзя быть тленным и нетленным, страстным и бесстрастным, грешным и святым, смертным и бессмертным, мертвым и живым в одном и том же отношении. Одно исключает, а не дополняет другое.

Если бы природу падшего Адама возможно было бы «восстановить» естественным путем нравственной «эволюции», не нужно было бы сверхъестественное явление нового Адама, от которого духовно должен был бы родиться сам первый Адам, чтобы обрести вечную жизнь. Падшие прародители не просто не захотели покаяться в совершенном преступлении, хотя покаяние было в их власти, они в принципе не могли уже этого сделать, настолько их разум извратился, и их воля переродилась, став греховной, или злой. Для покаяния необходимо именно подлинное знание о добре и зле, Адам же и Ева познали лжеименное «знание»: по внушению дьявола, они пережили совершенное ими зло (нарушение заповеди) как благо (становление «богами»), они познали сладость греха, что извратило их природу необратимо, поэтому они уже именно не могли каяться, а не не изъявили желания (что так очевидно в каждом их потомке: «и да не обратятся, чтобы Я исцелил их»). Если бы покаяние как действие свободной воли ветхого человека могло привлекать благодать, относясь к ней как причина к следствию, не нужен был бы Искупитель первородного греха, потому что Адам и любой его грешный потомок мог бы искупить свою вину самостоятельно и раскаяться выбором своей свободной воли. Но суть в том, что, будучи проявлением духовной жизни, или «вечной жизни» (если говорить в терминах стиха Быт 3:22), спасительная добродетель покаяния возможна только как действие божественной благодати в новом человеке во Христе. Благодать должна первой начать свое сверхъестественное действие на умерщвленного грехом человека, воскрешая его к жизни по Богу, и в частности, производя в нем покаяние как истинное ведение добра и зла и как действенную волю к изменению жизни. Поэтому источником спасительной благодати, обильно приносящим «плоды покаяния», как и все остальные «плоды духа» (Гал 5:22), мог быть только Крест Христов как новое Древо Жизни для нового человечества. «…истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нём» (Ин 6:53-56). А в ком нет Христа и благодати Его животворящего Духа (Рим 8:9), тот полностью и целиком «мертв для праведности» (а не только частично «поврежден» в этом отношении), а значит, он не способен к покаянию «по закону греха и смерти» (Рим 8:2), непреодолимо действующего в каждом потомке ветхого Адама, от которого его способна освободить только всесильная благодать нового Адама как «закон жизни духа в Иисусе Христе» (Рим 8:2).

Только благодать способна сформировать в разумной душе подлинное знание о добре и зле, что и приводит ее к покаянию как познанию совершенного ею зла как зла, а не как какой-то формы  добродетели, как мнилось ей в бесовской прелести ее падшего разумения. «Се бо в беззакониих зачат есмь, и во гресех роди мя мати моя. Се бо истину возлюбил еси, безвестная и тайная премудрости Твоея явил ми еси» (Пс 50:7-8). Поэтому в ветхом состоянии разума и воли покаяние невозможно, потому что для этого необходимо сознание греха, а его нет. Понятия добра и зла смешаны в падшем уме, поэтому совесть как естественный нравственный закон формирует в ветхом человеке лишь смутное представление о его греховности, которое не может привести к покаянию. Для этого нужно чтобы благодать «ума Христова» (1Кор 2:16) произвела в новом человеке такое сознание и направила волю к соответствующему действию, т.е. к противоположным ранее совершенным грехам добродетелям, потому что «Богъ бо есть дѣй­ст­вуяй въ васъ и еже хотѣти и еже дѣяти о благоволенiи» (Фил 2:13). Об этом же говорит 5-е правило Карфагенского собора 418 г.: «крайне нечестиво верить в то, что к надмению нашему у нас есть благодать Христова, а к созиданию нет, хотя и то и другое – дар Божий: и знание того, что должно делать, и любовь [стремление и способность] к тому, что должно делать, дабы при созидающей любви знание не могло надмевать. Ибо как написано от Бога: научает человека разумению (Пс.93:10), так же написано и это: любовь от Бога» (1Ин.4:7). Так вот традиционное для синергианства волюнтаристическое учение воспроизводит как раз такого рода «верование» в то, что благодать не нужна либо для подлинного (т.е. духовного) знания добра (потому что оно в достаточной для сотрудничества с благодатью степени сохраняется в человеческой природе и после грехопадения); либо благодать не требуется для деятельной воли к добру, которое не только сохраняется в ветхом состоянии, но (более того) как «предначинание» должно исходить от человека, чтобы быть вознагражденным благодатью спасения. Поэтому сам парадигматический для православной догматики канон Карфагена о корреляции благодати и воли толкуется в восточной патристике столь же полупелагиански, как это обстоит со стихом 3:22 Книги Бытия, толкование которого здесь является богословски корректным (адекватным Священному Писанию) только отчасти, а отчасти сохраняет «нечестивое кичение» пелагианства в отношении падшего человека, якобы обладающего в самом себе после грехопадения действенной духовной силой, посредством которой как каким-то неотчуждаемым «богоподобием» он может осуществлять свое спасение. В то время как согласно Писанию, «и то, и другое» для падшего человека есть «дар Божий»: и знание должного, и духовная жизнь (осуществление должного); «и хотение, и действие», ведущие ко спасению («вечной жизни»). Потому что толкование несомненной иронии Быт 3:22 как утверждения о реальной возможности духовной жизни после грехопадения внутренними ресурсами – это то же самое, по сути, что теологический гуманизм пелагианства, его «надменное» учение о разуме и воле как неотъемлемо присущем человеку источнике духовной жизни. Разница лишь в том, что пелагианство отрицает иронию Быт 3:22 полностью и целиком, а святоотеческое толкование – только наполовину, а на другую половину, соответственно, разделяет «нечестивое» мнение пелагиан о последствиях первородного греха. Потому что само понятие «помощи благодати» (общее для пелагианства и православного синергианства) предполагает, что ту или иную (большую или меньшую) часть духовных усилий, или действий, ведущих к «вечной жизни», которые человек после грехопадения осуществляет собственными силами («свободной волью», в частности). Но, как было показано, подобное мнение падшего Адама тоже является предметом иронии Вседержителя. Или, как кратко говорит об этом Апостол: «Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься, как будто не получил?» (1Кор 4:7).        

Александр Буздалов