Манифест «хард-ортодоксии»

Современная икона блаженного Иеронима Стридонского

Ввиду поступающих вопросов от читателей сайта «История идей», обеспокоенных возможным изменением редакционной политики, возникла необходимость объяснить мотивы, которыми она была обусловлена изначально, и те принципы, которыми она руководствуется и доныне.

Напомним, что сама идея сайта возникла у его автора в ходе исследований истории богословского модернизма. Поскольку основным механизмом становления этой идеологии является историческое влияние идей светской религиозной философии (прежде всего, немецкого классического идеализма) на традиционное богословие Православной Церкви, сайт получил название «История идей».

Однако в ходе многолетней работы в этом направлении наступил черед беспристрастного рассмотрения тех аспектов патристики, на которые богословский модернизм активно ссылался в качестве обоснования своей ревизии ортодоксального учения Церкви, т.е. появилась необходимость проверки справедливости и законности этих ссылок. И в результате объективного сравнительно-богословского анализа эта законность была установлена. Т.е. путем корректного (поддающегося проверки) научного изучения подтвердилось, что воззрения, которые, на первый взгляд, кажутся искажающими церковного Предание в сторону его либерализации, на самом деле, являются точным его изложением, поскольку эта ревизия Священного Писания присуща самой святоотеческой мысли, по крайней мере, тем ее направлениям и богословским школам, на которые модернизм обоснованно ссылается. Что означало, что то «вавилонское смешение» «мудрости мира сего» и «мудрости, сходящей свыше», которое констатировалось как основной принцип модерна в теологии, оказалось свойственным самой патристики, возникшей на историческом стыке античности и Христианства, где философские наработки языческого классицизма активно использовались не только как научно-методологический инструментарий, но и в идеологической составляющей, хотя последнее и оставалось неосознанным для представителей Церкви.

Преимуществом перед патристикой, которое позволило проследить эти заимствования и закономерности в настоящее время явились историческая дистанция и, самое главное, опыт изучения идеологии богословского модернизма, в котором этот «неопатристический синтез» был, по сути, повторен, с той лишь разницей, что вместо учений Платона и Аристотеля, Плотина и Оригена «отцы» новой ортодоксии использовали доктрины Канта и Фихте, Шеллинга и Гегеля.

Поэтому в ходе своих исследований автор «Истории идей», продолжая двигаться в прежнем направлении защиты богооткровенных истин Христианства от искажений богословием либерального направления, неожиданно для самого себя оказался «правее» (а не «левее», как могло кому-то показаться) некоторых аспектов самой патристики, а именно, тех, в которых, как было сказано, не до конца изжиты веяния античного «объективного идеализма». Поэтому присутствующая в материалах сайта «Истории идей» критика воззрений святоотеческой литературы – это критика ее именно «справа», а не «слева». Т.е. это полемика с восточной патристикой с точки зрения того учения, которое объективно содержится в Священном Писании и тех направлениях святоотеческого богословия (августианства, прежде всего), которые не получили исторического развития в восточной традиции, но были маргинализированы как якобы несовершенные и не соответствующие Евангелию и Апостолу. В то время как, в действительности, во многом все было ровно наоборот. Вернее – тот «неопатристический синтез», который осуществляет автор «Истории идей», руководствуясь принципом недопустимости не только прямых противоречий Священному Писанию, но и какой-либо неопределённости и двусмысленности в этом плане, продиктован необходимостью использовать лучшие образцы святоотеческой мысли Запада и Востока, именно соединение которых позволяет находить оптимальные решения самых сложных в экзегетическом отношении богословских вопросов. В частности, благодаря преодолению того высокомерного предубеждения, которое существует на Востоке в отношении всего «латинского», автор «Истории идей» сумел добиться значительных успехов в христианской антропологии, т.е. существенно приблизить ее к тому учению о человеке и его спасении, которое содержится в Священном Писании.

Помимо святого Августина, осознавшего в последний период своей жизни насущную потребность исправления своих ранних сочинений, написанных еще под влиянием неоплатонизма, мы руководствуемся примером другого святого отца западной традиции – блаженного Иеронима, предпринявшего подобный труд по исправлению неточностей греческих и выполненных по ним старолатинских переводов Ветхого Завета, не претендуя при этом на «божественное вдохновение», но позиционируя свою работу как «дело учености». Т.е. если Оригена можно назвать летящим на крыльях Эвра богословским «Моцартом», то такие западные авторы, как Августин и Иероним, были, наоборот, типичными «Сальери», которым, может быть, потому и открылась истина, что они не считали себя ее оракулами по призванию, но просто профессионально выполняли свою «схоластическую» работу. «Это труд любви, но труд в одно и то же время и рискованный, и дерзновенный, ибо, судя других, я выставлю себя на всеобщий суд. Кроме того, как отважусь я изменить язык мира, когда он убелён сединой, и снова вернуть его к ранним дням детства? Найдется ли человек, ученый или неуч, который, взяв в руки этот том и поняв, что прочитанное идет вразрез с его привычными вкусами, не разразился бы немедля бранью, не назвал бы меня фальсификатором и профаном за то, что я осмелился дополнить древние книги, изменить их или исправить?» (блж. Иероним Стридонский. Послание к папе Дамасию. Пер. Бабкиной С. / Biblia Sacra iuxta vulgatam versionem / Recensuit Robert Weber, Roger Gryson. — Editio quinta. — Stuttgart: Deutsche Bibelgesellschaft, 2007. Р.3). Иными словами, выполненная западными сальери «проверка алгеброй» позволила исправить богословскую какофонию эллинистических моцартов (православных оригенистов и неоплатоников), слишком понадеявшихся на божественность своего вдохновения (что, разумеется, никак не могло быть принято за истину самими моцартами).

Таким образом, говоря современным языком, та «кавер-версия» Православия, которую исповедует автор сайта «Истории идей», по аналогии с так называемым «православием-лайт» (т.е. либерально-облегченным для современного человека массовой культуры), может быть обозначена, как «хард-ортодоксия». «Тяжесть» (или «сложность» для современного «духовно-немощного» человека) этого Православия заключается в том, что в некоторых отношениях оно даже более фундаменталистское, чем святоотеческое, поскольку в нем последовательно преодолеваются те неоязычески-либералистические рудименты патристической мысли, которые были положены в основу богословского модернизма.

Александр Буздалов