«Эволюция советского режима»

В парадоксах новейшей патриотической историософии обращает на себя внимание один из ее штампов, который ярким образом демонстрирует ее общий спекулятивно-идеологический характер. Так, в обоснование своей апологии советского периода русской истории как естественного и легитимного продолжения существования Российской империи главный редактор «Русской народной линии» Анатолий Степанов и его единомышленники зачастую приводят такой аргумент, или пользуются таким понятием как «эволюция советского режима».

«…сталинская диктатура не вернула России православную Империю и русскую культуру в изначальном (аутентичном) виде. Но она существенно модифицировала богоборчески-модернистскую государственную идеологию и практику страны, создав её <…> политически эффективный “национал-большевистский” вариант» (Казин А. Империя, национал-большевизм и русская культура).

«Антисоветизм Ильина, кстати, ещё одна его серьёзная ошибка как теоретика, он не хотел видеть эволюции советского режима» (Степанов А. Что такое национальная диктатура? – Выделение А.С.).

Выражается эта эволюция в

«русификации Сталиным марксизма-ленинизма», (Степанов А. В чем неправда «православных антисоветчиков»?);

в возрождении имперского духа русской монархии; в размахе государственного строительства большевиков под руководством И.Сталина: развитии экономики, высоких темпах роста индустрии и обороноспособности, освоении космоса, справедливой социальной политике и других объективных показателях статистического характера. В сфере нравственного воспитания населения эта «модификация» или «русификация», сказалась в борьбе с абортами, гомосексуализмом, пьянством и другими «язвами общества». В культурной политике этот ренессанс имперского самосознания проявлялся в переориентации с различных модернистко-авангардистких направлений революционного периода (футуризм, структурализм, кубизм, минимализм, ЛЕФ и т.п.) на советский ампир, начиная примерно с 30-х годов, то есть в осознанном выборе Сталиным классицизма и художественного академизма как официального государственного стиля. Известно, в частности, что Сталин лично выбирал и утверждал проекты столичных зданий знаменитого теперь монументального формата, при том что среди предложенных проектов превалировал, напротив, самый радикальный модернизм, «смело ломающий каноны» и т.д.

«…спустя всего 20 лет со времени революции <…> в стране началась определенная реставрация имперских и русских национальных идей и символов. <…> русский народ переварил космополитическую идеологию коммунизма в нечто иное, порой прямо противоположное по смыслу. В сталинскую эпоху ранний большевизм русскими был национализирован. <…> По большому счету речь должна идти о примирении Царя Николая и Иосифа Сталина, о понимании того общего великого дела, которое по-разному делали эти два великих творца нашей истории. <…>  было возвращено изучение истории в школах, разрешена Новогодняя (все понимали, что Рождественская) ёлка. А затем были широко отпразднованы юбилеи великих русских поэтов. Начались съёмки патриотических фильмов о знаменитых русских полководцах» (Степанов А. Царь-Мученик Николай и Иосиф Сталин).

Сюда же – к числу показателей эволюции к ценностям светлого прошлого – попадает изменение политики партии власти в отношении Русской Церкви в годы войны, то есть значительное ее смягчение, отказ от репрессий клира и атеистической борьбы с религий. Венчает этот список добрых дел и симптомов полного выздоровления государственного организма СССР, конечно, победа над фашизмом.

То есть, факты, казалось бы, на стороне диалектического патриотизма, и все перечисленные достижения, действительно, имели место быть в советский период. Да,

«Сталин восстановил в коммунистическом обличье русскую империю» (Степанов А. В чем неправда «православных антисоветчиков»?).

И, тем не менее, мы говорим о спекулятивности оценки всех этих объективных показателей внутренней и внешней политики РКП(б) (КПСС) как об ее эволюции к Традиции, к Христианству. Безусловно, эволюция происходила, но она происходила не в сторону византизма, но в сторону гностицизма, то есть все того же гуманистического культа, новой религии сверхчеловека. «Русское обличие» советской империи – это именно не более чем «обличье» («овечья шкура»), видимость, духовное содержание которой противоположно традиционной империи христианского (византийского) типа. Это империя нового (гностического) формата, принципиально не отличающаяся от других империй Нового и новейшего времени (Великобритании, Германии, США, Китая).

В частности, Новогодняя елка (положительный пример Степанова) – это не просто какой-то компромиссный вариант Рождественской елки, но это ее неоязыческий эрзац, где подобие формы скрывает противоположность смысла. Исторически этот праздник был установлен Юлием Цезарем и был посвящен Янусу (в честь которого назван первый месяц года) как бога всех начал, покровителя дверей, выбора и прочих начинаний. Аналогичное содержание имеет этот праздник в массовом сознании и поныне. Если Советский Союз и был ренессансом, то ренессансом гораздо более древних империй языческого мира, где сакрализировались чисто земные и человеческие реалии: народ, класс, власть, разум, наука, культура, государство, природа... Схожая эволюция происходила во Франции после революции 1789 г., когда после тотального слома традиции последовала контрреволюция бонапартизма с теми же элементами восстановления разрушенного монархизма и классицизма, только это уже был не христианский, но античный классицизм.

«…и сам Троцкий называл сталинские реформы термидором, и все серьёзные учёные и мыслители считали, что сталинизм – это нечто иное в сравнении не только с троцкизмом, но и с ленинизмом» (Степанов А. В чем неправда «православных антисоветчиков»?)

И что с того? Какое значение имеют эти оттенки демократии перед лицом Христианства? Это «иное» в пределах становления одной и той же идеологии, одного гуманистического титанизма. В том-то и дело, что не происходило, как это пытается преподнести сторонник «православного социализма», «существенного изменения самой природы советского социализма» (Степанов А. В чем неправда «православных антисоветчиков»?),  то есть его подлинной христианизации. Ту же самую эволюцию мы видим и в нацистской Германии, происходившую вообще одновременно с мифической «эволюцией советского режима», когда после захвата власти происходил идеологический откат к «правым» ценностям, для чего строились не менее монументальные здания и пелись не менее «жизнеутверждающие» хоровые песни.

Иными словами, все это не более чем эффективные способы государственных преступников и богоборцев удержать похищенную ими власть. Собственно, сам же Степанов признает эту «сермяжную правду» сталинского режима.

«Сначала Сталин в целях борьбы за власть начал создавать себе политическую опору в новом истеблишменте. <…> Сталин предпринимает тонко выверенный политтехнологический ход, – на волне партийной скорби по случаю смерти Ленина он инициирует так называемый “ленинский набор” в партию, по которому в РКП (б) вступили 100 тысяч русских (в основном) рабочих и крестьян. <…> Через десять лет все эти Макары Нагульновы стали руководителями парторганизаций и составили политическую опору Сталина, благодаря которой он и сумел осуществить термидорианский переворот в партии и государстве» (Степанов А. Царь-Мученик Николай и Иосиф Сталин).

Подобные процессы всегда имеют место быть в ходе любой революции, любого передела собственности, причем не только в политическом, но, например, в криминальном и даже животном мире. Сталинский ампир в этом плане – это то же самое, по сути, что процедура «отмывания денег», полученных в ходе торговли наркотиками, сетевой проституции, грабежа, рейдеровских захватов и т.п. или каких-то крупных финансовых махинаций. Суть здесь одна и та же – легализовать полученное нелегальным путям. Так, «воры в законе» стремятся в парламенты различного уровня, чтобы окончательно «узакониться». То есть, перед нами просто один из законов социального дарвинизма, когда альфа-самец после уничтожения своего предшественника, что неизбежного сопровождается периодом хаоса в той общности, в которой все это происходит, занимает его место, насаждает вокруг себя новых приближенных – и жизнь постепенно возвращается к прежнему ритму, что полностью соответствует интересам самого вчерашнего разбойника, который очень не хочет сам стать объектом нового передела, поэтому начинает делиться излишками «благ» с плебсом.

Такова основная мотивировка пресловутой «эволюции режима» в плане социальной психологии. Соответственно, в плане духовном, как было сказано, это и выливается в новый гностицизм как симуляцию Традиции, то есть в квазихристианство. Так же, как новая (титаническая по самой своей сути) власть насаждает вокруг себя «потемкинский» ампир, чтобы создать видимость того, что она «традиционная», такая же, вернее – еще более легитимная, чем прежняя, она осуществляет, в свой черед, эту симуляцию и в религиозной сфере, то есть подменяет христианские понятия и добродетели их собственными гностическими подобиями, довольно грубой выделки, тем не менее, достаточной для того, чтобы, как мы видим, вводить в заблуждение даже образованных людей, а не только купленных за «чечевичную похлебку» Макаров Нагульновых. В частности, по этой причине после войны быстро было свернута переставшая быть целесообразной лояльная политика Сталина в отношении Церкви, потому что у советской идеологии всегда было, что предложить советскому народу в религиозном плане, например, те же культы свободы, братства, труда, партии, будущего и т.д., что невозможно было сочетать с Христианством как таковым, потому что все это и призвано было занять его место в сознании и жизни советского человека.

«У советского гимна церковное начало [Александров взял одно из богослужебных, церковных песнопений, сочиненных им, и отдал на этот конкурс. И он победил. Это говорит о том, что все эти годы мы молимся этим гимном Александрова]» (В основе гимна СССР лежало церковное песнопение. – Выделение А.С.).

А то, что на эту изначально духовную музыку был положен, по сути, масонский текст, это значения не имеет. Получается, «молиться Богу» можно, даже не подозревая об этом, достаточно подсунуть человеку, какой-нибудь освященный в Церкви предмет, и он окажет магическое действие. Такое заочное «воцерковление» Сталина и вообще советской эпохи в редакционной политике РНЛ можно сравнить со случаями крещения мертвых отчаявшимися крестить их при жизни близкими.

Таким образом, спекулятивность толкования советской эпохи в идеологии «примирения красных и белых» как проповедуемой А. Степановым историософской диалектики заключается в том, что историческим событиям здесь дается оценка, противоположная их объективной сущности, либо одинаковым по содержанию событиям дается диаметральная оценка (исходя из личных политических пристрастий). «Февральская революция произошла во время Великого поста, времени особого покаяния для каждого православного христианина» (Степанов А. Священная русская история), что, действительно, лишний раз свидетельствует о ее антихристианском характере. Но то, что советская Новогодняя елка как праздник чревоугодия и ритуальной встречи наступающего календарного года приходится на начало строгой недели Рождественского поста, это, напротив, оценивается как «реставрация» христианского праздника. Между тем, титаническая (гностическая, богоборческая, антихристианская) сущность этих событий объективно тождественна. Более того, попытка «христианизировать» советскую историю, в частности, путем наложения церковного календаря и дат больших побед советского народа во Второй мировой войне:

«12 июля 1943 года в праздник святых Первоверховных Апостолов Петра и Павла происходит знаменитое Прохоровское танковое сражение, решившее исход Великой Отечественной войны. 6 мая 1945 года Церковь торжествует по случаю великого праздника Воскресения Господня и одновременно дня Великомученика и Победоносца Георгия, а победоносная русская армия, предводимая маршалом Георгием Жуковым, берет штурмом столицу фашисткой Германии, и наши солдаты водружают знамя Победы над рейхстагом. Победа над смертью и победа над зримым воплощением смерти - фашизмом - происходят в один день. А через 50 дней в праздник Святой Троицы 24 июня 1945 года в Москве проходит Парад Победы», –

такая спекулятивная «христианизация» говорит о том, что данная историософия сама является наследницей различных гностических идеологий Нового времени и советской идеологии – в том числе.

Александр Буздалов