В лабиринте Критского собора[1]

Перипетии Всеправославного собора, крутые виражи и резкие развороты позиций поместных Церквей и освещающих эту тему богословов и публицистов (некоторых даже уже не по одному разу), внося геометрически возрастающую путаницу в ситуацию вокруг этого проекта, в определенном смысле играют на руку его инициаторам и идеологам, потому что, как уже было отмечено многими специалистами, именно двусмысленность и неопределенность и являются основным содержанием документов Критского собора. К сожалению приходится констатировать, что официальная позиция нашей Церкви и ее апологетов в этом плане не является исключением, характеризуясь досадной и крайне некомфортной для христианской совести и ума паллиативностью и противоречивостью.  Опасность потеряться в этом лабиринте богословского релятивизма с бродящим в нем «рыкающим» и «ищущим поглотить» Минотавром, то есть опасность окончательно утратить однозначные ортодоксальные критерии оценки происходящего (когда, к чему скрывать, сами пастыри демонстрируют крайнее непостоянство и непоследовательность),[2] заставляет нас искать выхода из него, крепко держась за путеводную нить Священного Предания, очевидные несоответствие которому (какие бы авторитеты века сего за этим не стояли) расценивая за верный признак отклонения от спасительного пути.

И, в самом деле, разве не абсурда ситуация, когда утвержденные Архиерейским собором[3] проекты документов Всеправославного собора (28.01.2016) правятся «совещанием в ПСТГУ» (19.04.2016) и эти поправки утверждаются Синодом? Фактически это означает признание того, что оба предыдущие соборные решения (архиерейское РПЦ и Совещания предстоятелей Церквей в Шабмези) не прошли рецепции «церковной полноты»[4] (с критикой, напомним, выступили профессоры богословия, архиереи, целые монастыри и даже Синоды); что оно содержит серьезные искажения; что никакое соборное решение (а история Церкви знает лжесоборы даже вселенского масштаба) априори, или без этой рецепции, не может рассматриваться как истина в последней инстанции, каковой является только соответствие Священному Писанию и Преданию в их неразрывном единстве, или тому, во что «верили все, всегда и везде». Тем более оснований у нас провести анализ произошедшего, исходя из этого единственного надежного критерия ортодоксальности.

Самый актуальный вопрос относительно всесобора заключается, пожалуй, в том, каковы же причины в высшей степени неожиданного отказа РПЦ участвовать в этом проекте после, шутка ли, полувековых усилий по его подготовке? Одна из распространенных точек зрения: причина отказа – истинная «ревность» о вере (в отличие от ложной ревности «зилотов не по разуму»), «веское слово» нашей Церкви, не пожелавшей участвовать в осуществлении апостасийных замыслов Фанара... Не соответствие действительности этой логически вычурной (то есть алогичной, парадоксальной) версии настолько очевидно, настолько противоречит множеству свидетельств обратного, что достаточно привести официальные разъяснения, проникнутые нескрываемым разочарованием от срыва намеченного и (в качестве психологической компенсации) оптимизмом в отношении его перспектив.

«Мы до последнего момента надеялись, что причины, побудившие ряд Поместных Церквей отказаться от участия в Соборе, будут своевременно преодолены. Предлагали со своей стороны возможный вариант разрешения возникших проблем через созыв экстренного Всеправославного предсоборного совещания. <…>  все мы должны извлечь уроки из произошедшего, чтобы в будущем мог быть созван такой Святой и Великий Собор, в котором примут участие все без исключения Поместные Церкви и который станет тем, чем он и должен быть ― свидетельством нашего единства».[5] «К чему было столько трудов синодальной комиссии, к чему столько бессонных ночей, заседаний Синода, на которых все эти тексты рассматривались, правились, одобрялись? <…>  Хотя правила подготовки менялись в процессе движения, мы каждый раз неохотно, но все-таки соглашались, дабы Собор состоялся, — подчеркнул протоиерей Николай [заместитель председателя ОВЦС протоиерей Николай Балашов]. — Русскую Церковь никто не может обвинить в недостатке доброй воли и стремления к тому, чтобы Всеправославный Собор был проведен». «По мнению выступающего, причины случившегося лежат в плоскости тех разногласий и сложностей, которые существуют в межцерковном взаимодействии и не были преодолены к моменту начала Собора. “Но важно понимать: мы не считаем эти сложности непреодолимыми, — заметил В.Р. Легойда. — Более того, Русская Православная Церковь, во-первых, предприняла все возможные меры, чтобы даже в обозначенные сроки можно было это сделать, во-вторых, она предлагала и предлагает механизмы преодоления существующих сложностей.  <…> В целом мы, несмотря ни на что, с надеждой смотрим на будущее — невозможно отменить то, что все Поместные Церкви считают важным для себя и для всего мирового Православия делом. В некоторой обозримой временной перспективе, я думаю, мы все же станем свидетелями Всеправославного Собора”, — сказал руководитель Пресс-службы Патриарха Московского и всея Руси».[6] «Верю, что при наличии доброй воли встреча на Крите может стать важным шагом по преодолению возникших разногласий. Она может внести свой вклад в подготовку к тому Святому и Великому Собору, который объединит все без исключения Поместные Автокефальные Церкви и станет видимым отражением единства Святой Православной Церкви Христовой, о чем молились и чего ожидали наши блаженнопочившие предшественники».[7]

То есть, никакого категорического отказа, неприятия документов собора по их сути нет и в помине, в принципиальном отличии, например, от позиции Грузинской Церкви.[8] Отсутствие нескольких поместных Церквей, или попросту кворума, необходимого для канонически непреложного (согласно регламенту собора), обязательного для всех характера принятых документов (за которые предварительно уже проголосовали как за насущные), – вот что заставило РПЦ просить перенести собор, чтобы даже тень внутренней оппозиции ныне не могла оставить в будущем (после собора) возможности для легитимной критики и оппозиции его решениям.

Соответственно, не выдерживает критики (вернее – очной встречи с фактами) и другой довод указанной точки зрения, а именно, то, что публикация проектов документов Критского собора, фактически приведшая к краху его всеправославного статуса, дескать, и была инициирована МП с целью породить общецерковную дискуссию, которая окончательно обезвредила бы экуменизм и вообще модернизм подготовленных Константинополем документов. На самом деле, эта баснословная интерпретация задним числом, конечно же, имеет мало общего с действительностью, и мотивация МП состояла совсем в ином.

«По словам главы РПЦ, встреча, которая прошла в швейцарском Шамбези, была очень плодотворной, но не без трудностей. "Но, как говорят, на выходе, в качестве результата мы имеем очень положительные документы, которые по настоянию Русской Православной Церкви опубликованы, потому что критическое отношение к предстоящему Всеправославному Собору, а именно этому был посвящен саммит, или, как мы говорим по-гречески, синаксис глав церквей, оно имело своей причиной закрытость процесса", — рассказал патриарх. Он подчеркнул, что представители РПЦ "все время протестовали и говорили, что это неправильно, что проекты документов нужно публиковать". "Нужно иметь обратную связь с людьми, с верующими, и не только с духовенством, но и с мирянами, чтобы они могли комментировать эти документы. Но мы не были услышаны на той стадии. Очень важно то, что в Женеве была достигнута такая договоренность, все документы опубликованы, и страхи, конечно, исчезнут».

Иными словами, подвел романтизм: эйфория от Гаванской «встречи тысячелетия», близость осуществления мечты всей жизни («восстановление единства» всех «людей доброй воли»), как это часто бывает, ослабили способность адекватного восприятия реальности; искренно полагали, что подписанные документы настолько хороши, что нельзя дальше скрывать от людей такую «спасающую мир красоту»… Но тут, зазвонил будильник (вернее – колокол), и оказалось, что пора вставать на работу.

Поэтому трудно согласиться и с тем мнением (все-таки более близким к реальности в сравнении с описанным баснословным), что с проведением Всеправославного собора возникли трудности ввиду того, что проекты документов к нему оказались «неподготовленными», что нужно отложить этот собор, чтобы доработать тексты, приведя их в соответствие с Традицией, и тогда, дескать, всеправославное единство будет восстановлено… В том все и дело, что соборные документы тщательно проработаны главными идеологами этого проекта и что именно в таком виде (экуменическом, с одной стороны, и папоцезаристском – с другой, в диалектическом единстве этих, казалось бы, противоположностей) и заключается его основная цель.[9] Да, активное включение на определенном этапе других поместных Церквей, имеющих собственные интересы и способных их отстаивать, в этот (изначально) проект Константинополя скорректировало его идеологию (а в отношении авторитарных претензий Фанара – даже значительно: здесь, конечно, «веское слово» имело место, но это потому, что «папизм» «вселенского патриархата», по определению, противоречит интересам Москвы в самом прямом смысле, не имеющем отношения к вере как таковой). Зато в отношении другой основной темы, а именно, экуменизма (а документ об «Отношении к остальному христианскому миру», безусловно, центральный в пакете Критского собора) и вообще системной ревизии церковной жизни эта коррекция является не более чем «косметической», то есть отличающейся от крайних форм константинопольского извода[10] лишь меньшей степенью извода московского.[11]

Об этом со всей однозначностью говорит нам история подготовки этого собора. Так, еще «в январе 1920 года местоблюститель Константинопольского патриаршего престола митрополит Прусский Дорофей Мамелис выпускает обращение под названием “К Христовым Церквам всего мира”, в которой заявляет, что считает возможным взаимное сближение и общение различных “христианских церквей”, несмотря на догматические различия между ними. Эти Церкви названы в обращении “сонаследниками, составляющими одно тело”. Митрополит Дорофей предлагает основать “Общество Церквей” и, в качестве первого шага для сближения, принять “единый календарь для одновременного празднования главных христианских праздников”».[12] Как мы видим, изначально в основу собора закладывается экуменическая установка, а также звучит та масоно-каббалическая, или гностическо-оригеническая идея (признание «Тела Христова» за пределами канонической Церкви), которая будет потом догматизирована Вторым Ватиканским собором и которая должна (была) быть догматизирована на Крите в известных пунктах.[13]

«Первые практические шаги на этом пути были предприняты Вселенским патриархом Мелетием IV. <…> Совещание комиссии проходило в Стамбуле с 10 мая по 8 июня 1923 г. <…> Из решений совещания наиболее значительные последствия для жизни церкви имело одобрение исправления юлианского календаря, ставшее причиной появления старостильного раскола, а для подготовки Всеправославного собора – поднятый самим фактом созыва совещания вопрос о роли Вселенского патриарха в реализации всеправославных инициатив. <…> Проведение под эгидой Вселенского патриархата совещания, которому не без личного участия патриарха Мелетия был усвоен статус ”всеправославного”, должно было восстановить институт синодальности на межправославном уровне и на деле подкрепить претензию Константинополя на лидирующую роль в Православной церкви».^[14]

При этом зеркальными выглядят и нынешний ущербный итог очередной попытки провести на всеправославном уровне эти деструктивные реформы

(«попытки Константинопольского патриарха Константина VII провести Вселенский собор в Иерусалиме в 1925 г. не увенчались успехом из-за отказа участвовать в нем Сербской, Румынской и Антиохийской церквей [до IV Всеправославного совещания в 1968 г., когда за Всеправославным собором было официально закреплено наименование «Святого и Великого Собора Православной Церкви», он мог именоваться по аналогии с семью главными соборами древней церкви — вселенским] <…> Преемник Константина VII Василий III попытался созвать Вселенский собор на Афоне в 1926 г., однако эта инициатива также не была реализована»);

и обстоятельства вынужденного переноса места собора

(«первое и последнее в довоенный период заседание подготовительной комиссии состоялось в июле 1930 г. в Ватопедском монастыре на Афоне по инициативе Константинопольского патриарха Фотия II. Созыв совещания за пределами Турции был обусловлен нежеланием турецких властей допускать проведение на своей территории мероприятий, укрепляющих международное положение Константинопольской церкви»); 

и каталог апостасийных тем собора

 («по итогам работы комиссии был сформирован каталог из 17 тем для будущего предсобора. Из решений совещания 1923 г. только вопрос о календаре был включен в повестку предсобора. При этом акцент был смещен с исправления юлианского календаря на выработку более точной пасхалии. Такое понимание календарного вопроса будет основным для дальнейшей подготовки собора. Остальные темы каталога были новыми и затрагивали вопросы отношения Православной церкви к инославию…»).^[15]

О многочисленных параллелях и рецепциях идей Всеправославного собора и Второго Ватиканского сказано уже достаточно. Если же кто-то все еще считает, что это все домыслы «безумных зилотов», то вот свидетельство из того же академического источника:

«Уже в начале прошлого столетия некоторые католические богословы полагали, что Церковь обязана ”принять вызов времени”, чтобы по-новому взглянуть на свою миссию в современном мире и отказаться от многих стереотипов прошлого, в первую очередь относящихся к жизни общества. Вторая мировая война отодвинула сроки проведения собора на два десятилетия. К тому же должен был измениться психологический климат в самой Католической церкви и уйти то рутинное недоверие, из-за которого на будущих ”богословских отцов” II Ватиканского собора — Ива Конгара, Анри де Любака, Карла Ранера, Мари-Доменика Шеню и Эдварда Схиллебекса — официальный Рим смотрел в основном подозрительно, как на ”новых модернистов”».^[16]  

Итак, налицо противодействие Промысла Божия проведению этого собора, вновь распавшемуся в последний момент, когда, казалось, уже ничто не может помешать ему состояться.[17] Сизифов труд по преодолению роковым образом возникающих непреодолимых преград к всесобору можно уже сравнивать с бесплодными попытками иудеев восстановить Иерусалимский храм. «Зачем мятутся народы, и племена замышляют тщетное? Восстают цари земли, и князья совещаются вместе против Господа и против Помазанника Его. “Расторгнем узы их, и свергнем с себя оковы их”. Живущий на небесах посмеется, Господь поругается им» (Пс 2:1-4). «Если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие его» (Пс 126:1). Однако бесконечно это продолжаться не может, и рано или поздно титаническая воля человеческая, по попущению Божиему, должна настоять на своем в этом гибнущем мире, и как, согласно пророчествам, в последние дни будет-таки восстановлен иудейский храм, по всей видимости (и даже как возможная предпосылка восстановления храма богоборцами Талмуда), состоится и вселенский лжесобор (то есть неправославный по духу, тот, на котором будут приняты перпендикулярные Священному Преданию решения).

Поэтому, конечно, уже сейчас есть существенные отличия от первоначального и нынешнего состояния проекта как несомненный «прогресс» в плане реализации задуманного. Так, «подготовка Всеправославного собора была возобновлена Константинопольским патриархом Афинагором в 1951 году», а «I Всеправославное совещание, проходившее на о. Родос с 24 по 30 сентября 1961 г., впервые консолидировало усилия большинства поместных церквей в деле подготовки Всеправославного собора»,^[18] причем консолидация произошла практически вокруг того же самого (изначального) идеологического содержания (за исключением, разумеется, все той же темы «диптиха» на этой «ярмарке тщеславия»).  Если «в мае 1923 г. Патриархом Мелетием в Константинополе был проведен «Всеправославный конгресс» (из девяти человек), который наметил целый ряд реформ, призванных облегчить унию с англиканами…»,[19] то теперь (после отказов и предложений ряда Церквей перенести собор на позднее время и доработать тексты) уже не девять человек, а десять поместных Церквей готовы все принять (не говоря уже о том, что делегации всех Церквей в Шамбези подписали проекты документов, как потом выяснилось, содержащие «грубые канонические, догматические и другие ошибки»).[20] То есть, тенденция постепенного втягивания в этот разрушительный для Церкви проект все большего и большего числа участников – это печальный факт, который нельзя отрицать.

Надежда на то, что православному большинству (или уже меньшинству?) рано или поздно удастся переформатировать концепцию собора с экуменической и папоцезаристской на ортодоксальную и соборную, увы, не имеет под собой оснований: как и в случае пребывания в ВСЦ, происходит именно обратный процесс заражения экуменизмом, когда, как и ветхозаветный Израиль, «не истребили народов, о которых сказал им Господь» (в данном случае – не отсекли нераскаявшихся еретиков от Единой Церкви, как учили свв. Отцы), «но смешались с язычниками и научились делам их» (Пс 105:34-35). В подтверждение этого приведем еще одно высказывание митр. Онуфрия, невольно становящегося инсайдером Критского собора, раскрывающим его сокровенные цели:

«Сегодня мир развивается в новом формате. Постепенно исчезают политические и экономические границы, которыми себя ограничивали отдельные государства и выстраивается одна великая держава, которая будет собой охватывать весь мир. В этом новом формате человеческого бытия, к сожалению, не отводится места для Православной Церкви. Это нас беспокоит, и мы стараемся найти для себя такое место, где мы смогли бы существовать легально. Первое, что необходимо сделать, это создать орган управления для Православной Церкви, представленной по всему миру. Поскольку Православная Церковь – это Соборная Церковь, то понятно, что таким руководящим органом должен быть Собор, в который бы входили представители Церквей из разных уголков мира. Сейчас как раз происходит первая попытка создать такой Собор».

Стремление «найти место» Церкви Божией в глобалистском проекте «хозяев мира (сего)» (то есть прямых предтеч антихриста и слуг сатаны) и сохранить свою идентичность – это такая же утопия, как «догнать Савранского». Экуменизм на поверку оказывается лишь гуманистической приманкой для падких до богословского романтизма (похожего на Христианство своим идеалистическим блеском) православных умов. Но подлинное его содержание прямо противоположно заявленным целям: как мы видим, это всего лишь банальная «воля к власти» (создание «руководящего органа»), словно в тоталитарной секте, только всемирного масштаба. И не нужно быть пророком, чтобы догадаться, в руках какого Минотавра в овечьей шкуре «соборности» окажется этот внешний по отношению к поместным Церквам органа управления.

Александр Буздалов 

Источник

[1] Название заимствовано у А.Фефелова (Слово и дело. Выпуск 55-й).

[2] В частности, митр. Киевский Онуфрий сначала призвал решительно отказаться от участия во Всеправославном соборе как в «соблазне, который надвигается на Святую Православную Церковь», «искании новой веры, более соответствующей нашим страстям», затем в Шамбези как представитель МП поставил свою подпись под всеми этими «соблазнами» и выступал теперь с противоположными заявлениями (апологическими собору), а уже перед самым собором снова, выходит, передумал и вместе с делегацией РПЦ не поехал.

[3] «Члены Архиерейского Собора свидетельствуют, что в своем нынешнем виде проекты документов Святого и Великого Собора не нарушают чистоту православной веры и не отступают от канонического предания Церкви» (ПОСТАНОВЛЕНИЯ Освященного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви (2-3 февраля 2016 года). п.3).

[4] Данный святоотеческий термин является постоянной величиной риторики предсоборного процесса (им многократно пользовались в официальных документах парх. Алексий, митр. Никодим (Ротов), нынешний патр. Кирилл), а вовсе не, как многие думают, выдумкой «ревнителей», стремящихся таким образом  подменить соборно-епископальный принцип Церкви – конвенционально-демократическим. Ср.: «это наше собрание состоит из представителей почти всех поместных православных церквей и включает в себя представителей епископата, клира и мирян. Таким образом, в пределах стоящей перед нами задачи мы являемся выразителями Полноты Православной Церкви — этого таинственного Тела Нового Адама» (РЕЧЬ ГЛАВЫ ДЕЛЕГАЦИИ МОСКОВСКОГО ПАТРИАРХАТА МИТРОПОЛИТА ЛЕНИНГРАДСКОГО И ЛАДОЖСКОГО НИКОДИМА НА ОТКРЫТИИ III ВСЕПРАВОСЛАВНОГО СОВЕЩАНИЯ на о. Родос 1 ноября 1964 года. / Всеправославные Совещания 1961—1968 гг. Материалы и документы, публиковавшиеся в «Журнале Московской Патриархии» / Митрополит Никодим и всеправославное единство. СПб, изд. «Князь-Владимирский Собор», 2008.  С.13).

[5] Митрополит Волоколамский Иларион: Говорить о расколе православного мира нет оснований.

[6] В Москве состоялся круглый стол «Почему Собор на Крите не стал Всеправославным?».

[7] Послание Святейшего Патриарха Кирилла Предстоятелям и представителям Поместных Православных Церквей, собравшимся на о. Крит.

[8] «Отказ Грузинской православной церкви участвовать в Соборе на Крите обусловлен чисто догматическими причинами и не преследует политические или иные цели, сообщается в письме католикоса-патриарха всея Грузии Илии II, направленном Константинопольскому патриарху Варфоломею. <…> "Неверно приписывать неучастию делегации Грузинской церкви в Соборе политические или какие бы то ни было другие мотивы", — говорится в письме, копия которого выложена на греческом сайте Romfea.gr. Патриарх Илия II также напомнил, что Грузинская церковь не может принять три из шести предлагаемых к принятию на Соборе документов — "Отношения Православной церкви с остальным христианским миром", "Миссия Православной церкви в современном мире" и "Таинство брака и препятствия к нему". Ряд положений, отмечается в письме, требуют серьезного редактирования, поскольку содержат "экклезиологические и терминологические ошибки"».

[9] «Фактическим руководителем подготовки соборных текстов является престарелый митрополит Пергамский Иоанн Зизиулас, один из наиболее либеральных константинопольских богословов, в 60-е годы работавший во Всемирном совете церквей, а в 90-е поддержавший бомбардировку Югославии силами НАТО» (прот. Всевоволод Чаплин. Многослойная соборность). 

[10] Ср.: Филимонов В. Оккультно-экуменическая символика и Всеправославный Собор.

[11] Ср.: «Главной целью намеченного к проведению в июне на греческом острове Крит Всеправославного собора станет поиск способа существования Церкви в мире без политических границ, считает митрополит Киевский и всея Украины Онуфрий, сообщает РИА Новости. “Сегодня идет перестройка мира — развивается новый мир, в котором политические границы становятся все менее значимыми и, в конце концов, исчезнут. И Церковь имеет задачу найти себе место в этом новом формате мира”, –  приводит слова владыки официальный сайт Украинской Православной Церкви Московского Патриархата».

[12] диак. Владимир Василик. Анализ документа «Отношения Православной Церкви с остальным христианским миром».

[13] Статья писалась в двадцатых числах июня, до публикации принятых на соборе в окончательной  редакции документов.

[14] Гусев А. История подготовки Всеправославного собора / Журнал «Государство. Религия. Церковь», № 1(34), 2016. С.128-129.

[15] Там же. С.132-133.

[16] Юдин А. Тематика II Ватиканского собора и повестка Всеправославного собора в подготовительный период: параллели и различия / Там же. С. 167.

[17] Ср.: «Помню, как в середине 1990-х годов митрополит Швейцарский Дамаскин Папандреу, много лет занимавшийся в Константинопольском патриархате “соборной” темой, жаловался мне: “Почему мы не можем провести Собор? Почему все опять остановилось? Это моя агония”» (прот. Всевоволод Чаплин. Многослойная соборность). 

[18] Гусев А. История подготовки Всеправославного собора. С.138.

[19] свящ. Александр Мазырин. Переход митрополита Евлогия (Георгиевского) в юрисдикцию Константинопольской Патриархии и срыв «Всеправославного Предсобора» («Просинода») сквозь призму фанаро-советских взаимоотношений.

[20] диак. Владимир Василик. Всеправославный Собор и возведение Варфоломея в императоры.