«Иезуитство восточного обряда»: кесарю – Божие, а Богу – кесарево

Анатолий Степанов. Фото: Русская народная линия

В предыдущей статье мы определили не только «православных экуменистов», но и «православных социалистов» (а точнее – сторонников сергианства) как новых иезуитов, или новых фарисеев, отменяющих божественные установления (в частности, решения канонических соборов) «ради заповедей человеческих». Осуществляется такая подмена с помощью лукавой диалектики как основного гносеологического инструмента новой религии, позволяющей новым гностикам выхолащивать ортодоксальное содержание христианских понятий и формул и заменять их содержанием своей квазирелигиозной идеологии. Сущность новой религии, как мы уже не раз отмечали, заключается в религиозном переживании человеческого, естественного – как сверхъестественного, и, наоборот, трансцендентного – как имманентного, божественного – как общечеловеческого.  «Приоткрою тебе чудовищную глубину лукавства внешних философов. Лукавый и те, кто научился от него лукаво мудрствовать, украли одну нашу полезнейшую заповедь и выставляют ее как некую лукавую приманку благодаря сходству выражений <…> Но если разберешь, каков для них смысл этой заповеди, обнаружишь пучину злоучения…» (свт. Григорий Палама. Триады. I,1,10. Цит. по изд.: Св. Григорий Палама. Триады в защиту священно-безмолвствующих. М., «Канон», 1995).

Ранее мы уже показывали примеры такого рода идеологического паразитизма постоянных авторов «Русской народной линии»  на таких ортодоксальных понятиях, как «Третий Рим», «синергия», «удерживающий», «царский путь»... Еще одной такой формулой, которую «православный социализм» похищает у Христианства, чтобы обосновать с ее помощью свою идеологическую ложь, оправдать свой или чужой грех (например, каноническое преступление сергианства), является евангельское выражение «кесарю – кесарево, а Богу – Божие» (Мф 22:21).

«Богу богово, кесарю кесарево. <...> Христос объясняет иудеям как нужно относиться к оккупационной и откровенно языческой власти. <...> советскую власть нельзя было считать оккупационной и относить к ней этот евангельский пример. Даже ее надо было любить, что Церковь в принципе и делала, молясь о безбожных советских властях <...> речь идёт о любви к Верховной власти Правителя Третьего Рима, на котором всегда тяжелая Шапка Мономаха, т.е. ответственность за служение удерживающего» (Степанов А. Власть надо любить.Причем без всяких условий).

Иными словами, «кесарева» для Русского Кесаря маловато будет. Ему полагается что-то и «богово» как Удерживающему, а именно, «любовь безо всяких условий». В частности, независимо от того, какую политическую силу он представляет. Русский Кесарь в любом случае является «Правителем Третьего Рима, на котором всегда тяжелая Шапка Мономаха, т.е. ответственность за служение удерживающего».

«Большевики стали тем бичом Божиим, который послал Господь русскому народу. Разве можно роптать на бич?» (Степанов А. Коммунисты сохранили в русском народе способность верить).

Уже в самом названии статьи мы видим характерную для ново-религиозного «иезуитства»  подмену понятий, а именно, христианской веры как дара Божия, действия благодати в человеческом духе, и естественной для человека «способности верить». «Вера — двояка. Есть вера от слуха (Рим. X, 17). Слушая божественные Писания, мы верим учению Св. Духа. Эта вера приходит в совершенство через все то, что узаконено Христом, (т.е.) когда мы веруем на деле, живем благочестиво и соблюдаем заповеди Обновившего нас. Ибо кто не верует согласно с преданием кафолической церкви или через худые дела входит в общение с дьяволом, тот — неверный. С другой стороны, есть еще вера “уповаемых извещение, вещей обличение невидимых” (Евр. XI, 1) или [другими словами] твердая и несомненная надежда на Божии обетования нам и на успех наших прошений. Первая вера есть результат нашего [свободного] расположения, вторая же есть один из благодатных даров Духа. Должно же знать, что через крещение мы совлекаем все покрывало, лежащее на нас от рождения, и принимаем название духовных израильтян и народа Божия» (преп. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. Кн.4, гл. X (83). Цит. по изд.: преп. Иоанн Дамаскин. Источник знания. Изд. «Индрик», 2002). Поскольку человек в новой религии вообще является природным носителем атрибутов божественной природы, поэтому человек здесь является и Удерживающим, и человек же (или их историческая общность, в данном случае – «коммунисты») «сохраняет способность [твердо и несомненно, то есть, религиозно] верить», причем в масштабе целого народа. Это и означает, что и та, и другая идеологическая спекуляция осуществляется по принципу «кесарю – богово». И тут, и там действует общий для нового гностицизма принцип: божественная благодать в деле спасения человека не может привнести в человеческую природу что-то такое (а именно, необходимую для этого силу), чего эта природа не имела бы в себе по естеству. Поэтому и титанически «удерживает» мир от зла (противостоит полчищам ада) в «православном социализме» сам человек, и он же всецело способствует сохранению веру не только в себе, но и в других, то есть, выполняет божественные функции спасения погибающих.

Отсюда и многочисленные «диалектические выверты» мысли, иезуитская казуистика в изыскании подтверждающих свою правоту аргументов.

«Большевики стали тем бичом Божиим, который послал Господь русскому народу. Разве можно роптать на бич?» (Степанов А. Коммунисты сохранили в русском народе способность верить).

Если в Христианстве нельзя роптать на Бога, то в новом гностицизме – уже на бич, потому что бич Божий и Бог здесь это неразрывное целое; бич Божий – это естественное «продолжение» Бога, как своего рода Его «эманация».  «…”долг христианских подданных – повиноваться богоугодному царю и не повиноваться царю злому, который не служит Богу, а становится “мучителем” (преп. Иосиф Волоцкий. “Просветитель”, слово 7). Таким образом, собственно православное учение о власти Степанов подменяет этатизмом, язычеством в христианской оболочке; в его понимании сакральная санкция дается любому властителю, кто причастен к государственной машине, обладает “мечом” государственного принуждения» (Семенко В. Об ошибках Анатолия Степанова).

Если в Христианстве человек (христианин) это член Церкви как Тела Христова, Глава которого Христос, то в новой религии Человек это органический член Космического Тела как «Тела Божия», ум Человека – часть Космического Ума, душа человеческая – «частица» Мировой Души, нравственность человека – это воплощение «нравственного существа Бога» и т.д.

«Сталин – это скорость света. Попробуйте изобразить скорость света, попробуйте изобразить излетающую из космической бесконечности волшебную частицу. Она влетает в наше бытие и тут же исчезает, но оставляет после себя свет. Мы изучаем этот свет, стараемся представить себе эту волшебную частицу. Мы изучаем оставшийся от Сталина свет в нашей жизни и пытаемся понять Сталина» (Проханов А. Мы изучаем удивительное явление – сталинскую техносферу). 

Поэтому и всякая государственная власть у Степанова – это модус верховной власти Бога. Поэтому этот же «бич», осознавший себя как «правую руку» Бога, тут же переходит к другим исполнениям Божьей воли на земле, в частности, к «сохранению веры в народе», с чем исторически не справилась Русская Церковь со всеми вытекающими для нее печальными последствиями. И, соответственно, со всеми вытекающими отсюда триумфальными выводами для «бича», заменяющего Церковь функционально. Эта инверсия Церкви и государства, или человека и Благодати, и означает лукавое иезуитское (оно же – фарисейское, оно же – гностическое) мышление по принципу «кесарю (человеку) – Божие, а Богу – кесарево (человечье)». Божия Церковь исторически пала во грехах. А кесарево государство (неоязыческая империя) заняло ее место и принялось «духовно окормлять» русский народ как оставшееся беспризорным стадо овец (потому что пастырей Божьих этому же самому «удерживающему» с мандатом Промысла на руках пришлось «смиренно» репрессировать как «контрреволюционные элементы»).

«Сталин смирил развращённый революцией народ, – в этом надо видеть смысл репрессий» (Степанов А. Коммунисты сохранили в русском народе способность верить). 

Опять тот же самый идеологический паразитизм. «Смирение» – одна из христианских добродетелей, поэтому ее в принципе не знает «ветхое естество», язычество, в частности, даже в высших проявлениях своего идеализма. Иными словами, смирение, как и вера, – это еще один благодатный дар Святого Духа. Нельзя смириться усилием воли, нельзя поверить в Христа-Бога усилием воли, нельзя полюбить кого-то усилием воли… Все это суть дары нетварной благодати, о которых можно только молить Бога, то есть, хотеть, чтобы Он подал эти святые добродетели. Поэтому так же, как ничего, кроме своего спадающего галифе, Сталин не мог «удерживать» хоть какое-то продолжительно время, так не мог он и никого «смирить» в христианском значении этого термина. Поэтому перед нами опять гностическая «добродетель», которую в новой религии человеческое естество генерирует само из себя в качестве непосредственной божественной манифестации, полноправного представителя Бога на земле. «Увидеть» же такую «добродетель» как высший «смысл (политических) репрессий» (то есть, в массовом жестоком убийстве беззащитных и в большинстве своем невинных людей) – это уже, как говорится, высший пилотаж религиозной диалектики. Здесь «православный социалист» уже просто дает фору аутентичным иезуитам.  Но принцип тот же самый: оправдание греха с помощью квазибогословской софистики, приспособление к современности (то есть, к новым рубежам богоборчества падшей твари) при помощи лукавой казуистики, виртуозное искусство лжи и человекоугодничества, или, одним словом, идолослужение под видом богослужения.

«Вы мало в этом смыслите, –- сказал он. – Отцы церкви были хороши для морали своего времени; но они слишком отстали для морали нашего времени. Уже не они руководят ею теперь, а новые казуисты. Послушайте нашего отца Селло, который в этом следует нашему знаменитому отцу Регинальду: “В вопросах морали новые казуисты предпочтительнее древних отцов, хотя они и более близки по времени к апостолам”» (Паскаль Б. Письма к провинциалу. Письмо пятое / Паскаль Б. Письма к провинциалу. Киев, «Port-Royal», 1997. С. 117).

«“Разве вы не видите, – сказал он, – что о. Пето говорит о древней церкви? Но теперь это так не в пору (si peu de saison), выражаясь словами наших отцов, что обратное одно истинно”» (там же; письмо десятое / там же; с. 206-207).

Когда обратное истине само становится истинным в результате изменения положения вещей (динамики становления человеческого мира), то в этом и заключается основной принцип диалектического развития. Эту же лукавую софистику падшего ума мы наблюдаем и в идеологических построениях «православно-социалистического» иезуитства.

«Простыми мыслительными схемами невозможно решить трудные вопросы советской истории. <…> Коммунисты гонениями и вытеснением Русской Церкви на обочину общественной жизни позволили ей сохранить в чистоте догматический и канонический строй. <…> Как это ни парадоксально, но благодаря гонениям и притеснениям наша Церковь в меньшей степени, чем другие Поместные Церкви, оказалась заражена церковным модернизмом и экуменизмом. Единственное, в чём традиционно обвиняли РПЦ, это сергианство. Но тут еще стоит разобраться, действительно ли это недостаток для нашей Церкви?! Парадоксальным образом большевики своими гонениями позволили Русской Церкви сохранить догматическую и каноническую чистоту. Это вовсе не означает, что я одобряю гонения, становлюсь на сторону гонителей. Я просто фиксирую, как Всеблагий Промысл Божий обращает к благу даже такие страшные испытания!» (Степанов А. Коммунисты сохранили в русском народе способность верить).

Вот до чего сложна бывает «живая жизнь», и какую «всеблагую» силу мысли нужно иметь, чтобы проникнуть в суть вещей! Чудовищные преступления в ходе исторического процесса становятся уже не добродетелями даже, но святыми подвигами. Потому что «сохранить догматическую и каноническую чистоту Церкви» – это тебе уже не «способность верить в народе» сохранить. То есть, это уже следующий уровень божественного откровения в новом человеке; это еще одна высшая  «чакра открылась» в советском «катехоне».

«Советская эпоха была разной. <…> Режим очень сильно менялся <…> Россия переварила коммунизм и поставила его на службу своей государственности <…> В итоге поворота к традиционным формам образования и культуры, которое произошло в сталинское время (гимназические учебники в школах, нравственная цензура в искусстве (чего стоят только советские мультфильмы!), привлечение к культуре и образованию широких народных масс), нравственное учение коммунистической партии превратилось в причудливое “христианство без Христа”. Это нашло своё классическое воплощение уже в брежневское время в “Моральном кодексе молодого строителя коммунизма”. Нравственные нормы, которое насаждала советская идеология, особенно во время “брежневского застоя”, мало чем отличались от библейских заповедей. За исключением, разумеется, первой и главной заповеди “возлюбить Господа Бога своего”» (Степанов А. Коммунисты сохранили в русском народе способность верить).

Факт исторического «переваривания Россией коммунизма и постановки его на службу своей государственности» получает столь высокую (а именно, религиозную) оценку в «православном социализме» все по той же причине отождествления «России» (то есть, Русского Народа) и «Удерживающего». Русский Народ – вот верховное Божество в пантеоне этой религии. Как Христос сравнивается в Евангелии с виноградной Лозой, к Которой «прививается» ветхое естество падшей твари и, тем самым, последнее онтологически обновляется, делается «благонадежным для Царствия Небесного», так к «богочеловеческому организму» России в религии «православного социализма» «прививается» коммунизм и евреи-большевики, которые, тем самым, делаются «благонадежными» для гностического «царствия божия на земле», то есть, того же самого масонско-каббалистического государства, но – в «русском народном» изводе. «Нравственные нормы, которое насаждала советская идеология» – это типичные для нового гностицизма (масонства, в частности) «нравственные максимы», которые создаются по принципу вульгарной подмены христианских заповедей и добродетелей, симуляции, рассчитанной на слабые в религиозном плане умы. Однако этого оказывается достаточным, что улавливать в такие дешевые ловушки все новые и новые поколения отечественных «любомудров».

«…учитель мужика “в деле веры его” — это сама почва, это вся земля русская, верования эти как бы рождаются вместе с ним и укрепляются в сердце его вместе с жизнию» (Достоевский Ф. Дневник писателя. 1877, май-июнь, гл.4,I / Д.,XXV,28),

потому что

«Церковь в параличе и это уже давно» (Достоевский Ф. Записи литературно-критического и публицистического характера из записной тетради 1880-1881 гг. / Д.,XXVII, 49, 65).

И здесь мы видим в действии все тот же принцип неогностического идолослужения: «человеку – Богово, а Богу – человечье». Церковь духовно больна и немощна, но «избранный (гностиком) народ» сам по себе обладает божественными потенциями, поэтому может эффективно спасать не только самого себя, но и Церковь, и весь мир, и даже самого гностического «Бога» доводить до ума (в рамках диалектической программы «развития Абсолюта»).  

Неудивительно, что когда такие религиозные глупцы берутся за дело и вдруг становятся общепризнанными «пророками Божиими» и «учителями в деле веры», на поток ставятся и тексты других всевозможных «иезуитов восточного обряда», будь то «нравственные монисты» или «философы всеединства», «православные экуменисты» или «православные социалисты».

«Коммунисты, предложившие вместо веры в Бога веру в коммунизм, спасли в народе способность верить. Вера в коммунизм в эпоху тотального культа науки, провозглашавшей “Подвергай всё сомнению”, спасла саму способность верить. Поэтому и стал возможен религиозный ренессанс 80-90-х годов в России» (Степанов А. Коммунисты сохранили в русском народе способность верить)..

В реальности же экзистенциальный скепсис нового человека и его «вера» – это единство диалектических противоположностей. Агностицизм здесь – это лишь обратная сторона нового гнозиса, который (будучи объективно, или для Христианства как истинной религии, «лжеименном знанием», или обыкновенной человеческой глупостью, неведением слепого и глухого духа) носит солипсический характер, то есть, является крайней формой субъективного идеализма, не имеющего отношения к объективной реальности. Попросту говоря, все то, что новый человек (то есть, все тот же ветхий человек, продавший свое христианское первородство за чечевичную похлебку гностического «прогресса») мнит о Боге, себе и мире, – всё это он именно только мнит, то есть, мнимо знает, пребывая в том особом духовном состоянии, которое Священное Предание Церкви (как совокупность истинного знания о Боге, человеке и мире) обозначает как «прелесть», или, собственно, «мнение», и в которое вводят ум падшего человека его незримые лукавые спутники на протяжении всей его жизни. Поэтому и его собственное мышление носит такой тотально лукавый характер «порождения ехиднина» (Мф 3:7; 12:34; 23:33).

«…вы преступаете заповедь Божию ради предания вашего. Ибо Бог заповедал: почитай отца и мать; и: злословящий отца или мать смертью да умрёт. А вы говорите: если кто скажет отцу или матери: дар [Богу] то, чем бы ты от меня пользовался, тот может и не почтить отца своего или мать свою; таким образом вы устранили заповедь Божию преданием вашим. Лицемеры!» (Мф 15:3-7). Эту же самую лицемерную спекуляцию на Божьих заповедях, их лукавую подмену ради тех или иных личных и корпоративных выгод, мы наблюдаем и в иезуитстве, и в «православном социализме».

«—Если встретишь вора, решившегося и готового обокрасть бедного человека, можно для того, чтобы отклонить его от этого, указать ему прямо какую-нибудь богатую особу, которую он может обокрасть вместо того. — Любовь эта, действительно, необычайна, отец мой: спасать от потери одного в ущерб другому. Но я думаю, что она должна быть совершенна и что давший этот совет, по совести, обязан после того возвратить богачу имущество, утраченное тем по его вине. — Нисколько, — сказал он мне, — ведь он не украл его сам, а только посоветовал это другому» (Паскаль Б. Письма к провинциалу. Письмо восьмое. Цит. изд. С. 167-168).  

«…безжалостное православие… не желает искать компромиссы… занимает непримиримую позицию... Православный радикализм – это не ревнительство, это – оскудение любви…» (Степанов А. Революция справа).

Гностическая (или фарисейская, или иезуитская) «добродетель» компромисса (то есть, компромисса добра со злом, греха с заповедями Божьими, именно бескомпромиссными и непримиримыми в этом отношении) софистически отождествляется Степановым с христианской добродетелью любви к ближнему. Тем самым подлинные христианские добродетель и заповедь устраняются новым «социал-фарисеем» и «православным иезуитом» «ради» собственного («православно-социалистического», политически-конформистского) «предания».  «…ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь» (Мф 12:50). «…если бы Бог был Отец ваш, то вы любили бы Меня, потому что Я от Бога исшел и пришёл; ибо Я не Сам от Себя пришёл, но Он послал Меня. Почему вы не понимаете речи Моей? Потому что не можете слышать слова Моего. Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нём истины. Когда говорит он ложь, говорит своё, ибо он лжец и отец лжи» (Ин 8:42-44). «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцем Моим; и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам. <…> Нелюбящий Меня не соблюдает слов Моих» (Ин 14:21-24). 

Сама идея «развития», или «прогресса», которой одержим ум нового человека, с одной стороны (а именно, со стороны гностического солипсизма, или паранойи), является осуществлением все того же принципа «кесарю – Богово», поскольку гностическое «развитие» должно пересоздать человека, вывести на принципиально иной («сверхчеловеческий») уровень бытия; а с другой (или с объективной стороны, то есть, в реальности) – идея «развития» есть констатация духовного банкротства твари, восставшей против своего Творца, выражение ее текущей онтологической наготы и нищеты.  «И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги» (Быт 3:7). То есть, лозунг «прогресса», который падший человек пишет на своем знамени, есть выражение такой наготы и нищеты, которые человек никогда не в силах преодолеть в реальности, ни сейчас, ни в каком-либо будущем, поэтому он осуществляет это в «мнении» о себе, в параноидальной мифологии религиозно переживаемого гуманизма. «И сказал змей жене: нет, не умрёте, но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло. И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что даёт знание; и взяла плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел» (Быт 3:4-6). То есть, Ева обряда «лжеименное знание» (1Тим 6:20) еще до того, как вкусила плод запретного древа, а именно, в тот момент, когда поверила змею, что Бог солгал, а змей говорит истину. И то, что она «обрела способность видеть», как раз и заключалось в том, что зло (грех) начало казаться ей добром («приятным для глаз и вожделенным»), а добро (заповедь Божия) – злом (сокрытием «истинного блага» от человека Богом посредством заповеди). Так было совершено первое идолослужение на земле: змею (твари) было воздано Богово (истина), а Богу – змеево (ложь).

Поэтому и новый гностик (носитель нового «лжеименного» религиозного «знания»), совершивший подобное грехопадение в Новое время как эпоху тотального богоотступничества, одержим идеей «становления богом» по естеству. И он также «видит» то, чего не существует в реальности, и не видит то, что реально существует, либо видит вещи противоположно их истинной сущности. Неверие Богу выражается здесь в неверии во все сверхъестественное (благодать, в частности), а религиозная вера в себя, соответственно, тщится осуществить это сверхъестественное на путях «развития».

«Во время пребывания Христа в пустыне, дьявол предложил ему превратить камни в хлеба, чтобы утолить голод. Но Христос отказался, дав тем самым всем нам понять, что не изобилие на основе чудес спасает, а духовная жизнь и нравственное самовоспитание. Он ответил: “Не хлебом единым будет жить человек, но всяким Словом, исходящим из уст Божиих” (Матф.4:1-4). Из этого примера мы видим, что на земле никогда не будет материального изобилия, доступного каждому человеку и никакие чудеса не смогут такое изобилие создать» (Бухвалов А. Советский социализм – феномен религиозного сознания).

Это, как вы уже поняли, еще один «иезуит восточного обряда» от «православного социализма» изволит богословствовать. Уроки признанных «учителей веры» усвоены превосходно. В частности, толкование искушений Христа в пустыни здесь в точности соответствует толкованию аввы Феодора Петербургского: «истинное учение» Христа есть учение «нравственного самовоспитания» и ничего больше. При этом иезуитская противоположность («обратность») прежнему Христианству выражается здесь не только и не столько в этом изуверстве самоспасения, сколько в утверждении, что никакие «чудеса» не смогут такое изобилие [хлебов] создать, вопреки тому, что Тот же Христос буквально эти самые чудеса совершал на земле (творил хлеба в преизбытке). Поэтому оба эти ущерба божественного всемогущества «православный социализм» берется восполнять, не покладая рук, то есть, и создание материального изобилия на земле, и «духовное совершенствование» человека.

И сказал змей человеку:

«мы должны понять – человек не животное, а образ Божий, у человека есть духовные потребности, развитие которых должно опережать развитие материальных потребностей. В этом опережении, по мнению профессора Московской Православной Духовной Академии Осипова А.И., заключается один из законов духовной жизни» (Бухвалов А. Советский социализм – феномен религиозного сознания).

В общем, непрерывно развивайтесь, товарищи, и физически, и духовно. Как советский режим сумел в считанные пятилетки развиться до состояния «Удерживающего», так и вы, нравственно самосовершенствуйтесь, как Христос в пустыни, не подаваясь ни на какие искушения дьявола.

Александр Буздалов