Фото: papafranciscus.ru

В аргументации защитников прошедшей в Гаване «встречи тысячелетия» и принятых в Шамбези проектов документов грядущего Всеправославного Собора не последнее место занимало противопоставление церковной политики Константинополя и Москвы, тот довод, что встреча Патриарха Кирилла и Папы Римского Франциска и подписанное ими «Совместное заявление (декларация)» – это совсем-совсем другое, чем подобные совместные действия Римских пап и Константинопольских патриархов на протяжении уже более чем полувека. Дескать, там, действительно, непотребный экуменизм и апостасия, а тут – высшая церковно-политическая «дипломатия», неотложные нужды державы заставили Патриарха Кирилла пойти на такой шаг, не имеющий никакого «богословского» подтекста; первый хотел провести обновленческие реформы, а второй разрушил эти козни и т.д. В частности, много писалось в таком ключе на Русской Народной Линии.[1]

Но вот свежеиспеченная «Декларация» Рима и Константинополя, подписанная на Лесбосе спустя всего лишь два месяца после Гаваны, со всей наглядностью показывает нам подлинный контекст, в котором существует февральское Заявление Москвы и Рима, и, соответственно, ошибочность аргументации ее адвокатов (не говоря уже об апологетах). Неизбежным такой вывод делает полная структурная, стилистическая и даже терминологическая идентичность обеих деклараций, предполагающая их принадлежность к единому проекту.

Самый нехитрый сравнительный анализ показывает, что  концептуально-идеологическое лекало, по которому писались обе Декларации, одно и то же. Как и в Гаванском, в Лесбосском документе трагические или драматические события в жизни большого количества людей (в первом случае это были гонения на христиан на Ближнем Востоке, война на Украине и падение нравов в Европе; во втором – проблема массовой миграции и беженцев в результате того же ближневосточного военного конфликта) как то, против заботы о чем невозможно возражать без ущерба своему нравственному облику, используются как повод, во-первых, для самой встречи с главой еретического сообщества, а, во-вторых, для совместного призыва к «единству христиан», воссоединению в обход канонической процедуры (покаяния, отречения от ереси, примирения с истинной Церковью), но – ввиду исключительных обстоятельств (исключительно благоприятных для форсирования вожделенного «единства») – в текущем состоянии каждой из «Церквей». Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.

«Трагедия миграции и вынужденного перемещения затрагивает миллионы людей. Этот фундаментальный гуманитарный кризис вызывает ответ солидарности, сострадания, великодушия и скорейшего практического обеспечения ресурсами. С Лесбоса мы призываем международное сообщество, встретившись лицом к лицу с этим массовым гуманитарным кризисом и его нижеуказанными причинами, ответить с мужеством дипломатическими, политическими и благотворительными инициативами, а также усилиями по сотрудничеству одновременно на Ближнем Востоке и в Европе». 

После этого приготовления почвы (демонстрации «солидарности, сострадания, великодушия», то есть высших христианских добродетелей инославного – консервативным массам каждой из сторон межконфессионального диалога ради преодоления их «средневекового» предубеждения на этот счет) самое время переходить к тому, ради чего мы тут на самом деле «встретились лицом к лицу».

«В качестве руководителей наших соответствующих Церквей, мы едины в нашем стремлении к миру и в нашем намерении способствовать решению конфликтов через диалог и примирение. <…> повинуясь воле Господа нашего Иисуса Христа, мы твердо намерены безоговорочно активизировать наши усилия по содействию полному единству всех христиан. Мы вновь подтверждаем нашу убежденность в том, что "следует стремиться к примирению (между христианами), чтобы содействовать социальной справедливости среди всех народов ... Мы хотим вместе способствовать тому, чтобы мигранты, беженцы и просители убежища достойно были приняты в Европе" (Экуменическая хартия, 2001). Защищая фундаментальные права человека применительно к беженцам, просителям убежища и мигрантам и всем маргинализированным элементам в нашем обществе, мы стремимся выполнить миссионерское служение Церквей для мира».[2] 

Как мы уже писали,[3] аналогичным образом, прежде всего, «путем к восстановлению единства»[4] «Церквей» являются официально декларируемые мотивы Гаванской встречи, готовящейся многие годы из чисто теологических, экклезиологически-ревизионных, межконфессионально-униальных, экуменических соображений.

Это в очередной раз убеждает нас в том, что концептуальные основы, цели и методы диалога между «Церквами» остаются неизменными, а именно, восходящими к Декретам и Пастырским конституциям Второго Ватиканского собора (где, соответственно, Москва является не менее ведомым, чем Константинополь, в лучшем случае – эпигоном). В Русской Православной Церкви эти истинные задачи и методология диалога были изложены еще во времена митр. Никодима (Ротова).

«Православные автокефальные Церкви видят в Римско-Католической Церкви западную ветвь Древней Церкви, от которой произошли различные Церкви западной традиции, так что они связывают с нею в известной мере Старокатолическую, Англиканскую Церкви и Церкви протестантской реформации. Последние, хотя и отличаются во многом от Римско-Католической Церкви, но в границах традиции обнаруживают с нею свое родство. Существовавшие в истории Церкви различия между Востоком и Западом до 1054 г. не препятствовали единству. В 1054 г. это единство было нарушено и, хотя были попытки к соединению, они не увенчались успехом. Христианские взаимоотношения последнего времени, побуждаемые и вдохновляемые Божественным призывом “Да вси едино будут” (Ин. 17, 21), в том числе Православные совещания на острове Родосе, Второй Ватиканский собор Римской Церкви, встречи и практическая деятельность представителей православия, католичества и протестантства требуют сближения между восточными и западными христианами для восстановления единства. <…> Путь к единству лежит через любовь, взаимопонимание, воспитание духа соборности, осознание братства, соучастия в деле спасения, в служении любви и миру, к которым Господь Иисус Христос призвал Своих последователей (Иоан. 13, 35; I Петр. 4, 3; 2 Фес.1, 3). Область практического приложения любви христианской чрезвычайно обширна. В наше время, исполненное тревоги за судьбы мира, главнейший пункт практической совместной христианской деятельности составляет служение примирению человечества».[5]

Даже то обстоятельство, что местом Гаванской встречи был выбран остров, вписывается в географическую традицию данного проекта, где, таким образом, складывается уже целый архипелаг экуменизма: Родос, Куба, Лесбос, Крит… В этой связи можно отметить характерный контраст между этим вкусом к уединению (на острове; на неприступном для остальной Церкви, как твердыня Циммервальд, Архиерейском соборе; в скрытой в швейцарских Альпах, как Шамбала или III-й Интернационал, резиденции в Шамбези) и прочей по-иезуитски (если не по-масонски) закрытостью этих мероприятий – и заявленным «служением примирению человечества», словно бы глобальный масштаб счастья, которое, не покладая рук, куется за всеми этими наглухо закрытыми дверями, таков, что не только внешние враги могут помешать его осуществлению, но даже сами осчастливливаемые, будучи допущены к нему раньше времени, окажутся окраденными в готовящемся для них сюрпризе.

О том, что Константинополь и Москва в экуменической политике вообще и подготовке к всесобору, в частности, выступают единым фронтом; что здесь они вполне солидарны (несмотря на острые территориальные вопросы, но эти споры у Фанара есть и с другими Поместными Церквами); об этом свидетельствуют не только множество совпадений их последних деклараций с Римом (формально никак несвязанных друг с другом), но и их более чем полувековая совместная деятельность в этом направлении, начиная с Родосских предсоборных совещаний. Именно в концепции экуменизма и вообще в экклезиологии никаких принципиальных разногласий между двумя Церквами не существует. Потому что богословие митр. Иоанна (Зизиуласа) (главного богослова КПЦ и основного автора проектов документов Критского собора) и митр. Илариона (Алфеева) (главного богослова РПЦ и соавтора Гаванской декларации) родственно, если не идентично, по происхождению и основным тенденциям.

Недавно в этом можно было в очередной раз убедиться (хотя и косвенно). Так, выступая с радикально-экуменическим заявлением, один из иерархов Константинопольского Патриархата (архиепископ Тилмисский Иов, постоянный представитель Вселенского Патриархата в ВСЦ) в качестве главного обоснования таких воззрений «относительно экклезиологического статуса Православной Церкви» сказал следующее:

«Конечно, до тех пор, пока мы отождествляем харизматические границы Церкви Христовой с каноническими пределами Православной Церкви, как это делают сторонники таких утверждений, можно не увидеть христиан и Церквей вне Православной Церкви. Тем не менее, в экуменическом контексте, который возник недавно, великий православный богослов и патролог Георгий Флоровский исследовал вопрос о границах Церкви в знаменитой статье, написанной в 1933 году, которую, очевидно, большинство критиков предсоборного документа не читали. Изучив канонические традиции Православной Церкви, Флоровский заметил, что существуют обстоятельства, когда Церковь признает, что Таинства могут осуществляться и вне ее строгих канонических границ».[6] 

Под каждым этим словом подпишется и официальный представитель РПЦ как носитель ее учения по этому вопросу. Почему? – Потому что оно закреплено в Русской Церкви на соборном уровне, а именно, на Архиерейском соборе 2000 года, принявшем такой доктринальный экклезиологический документ, как «Основные принцип отношения РПЦ к инославию». И там аналогичным образов в основу положено мнение о «границах Церкви» о. Георгия Флоровского.[7] Отсюда и аналогичная, по сути, двусмысленность Критского (то есть Константинопольского) «Отношения к остальному христианскому миру» и Московского «Отношения к инославию», разве что более ярко выраженная в первом (греческом) случае.

Александр Буздалов

Источник

[1] Ср.: «Сравните дух и слова, которыми оперировал Константинопольский патриархат еще в августе прошлого года, готовя Всеправославный собор в Стамбуле, с духом и словами, предложенными в Шамбези Русской Церковью для собора уже Критского. <…> Разве это не убедительная победа Православия над очевидными попытками со стороны Фанара предать его? <…> Не ясно ли, что это день с ночью? Т.е. что намечалось Патриархом Варфоломеем в Стамбуле и что намечается нашим Патриархом на Крите. <…> блестящим образом совершается операция под названием “Встреча тысячелетия”, в ходе которой предстоятель Русской Церкви общается с папой, немало не роняя достоинства своей Церкви перед инославными, а не так, как привык патриарх Варфоломей (выступая в качестве подручного папы)» (свящ. Сергий Карамышев. Триумф Русской Церкви). 

[2] Папа Франциск, Патриарх Варфоломей и Архиепископ Иероним подписали совместную декларацию.

[3] Единство Церкви как центральная тема встречи Патриарха Кирилла и Папы Франциска.

[4] Совместное заявление Папы Римского Франциска и Святейшего Патриарха Кирилла. п.25.

[5] Проекты резолютивных документов. 1968 г. Гл.V «Взаимоотношения Православной Церкви с остальным христианским миром». В кн.: «Митрополит Никодим и всеправославное единство». СПб, изд. «Князь-Владимирский Собор», 2008. С.207-208.

[6] Архиепископ Иов (Геча) об экуменизме и границах Церкви. http://uoj.org.ua/publikatsii/daydzhest/arkhiepiskop-iov-gecha-ob-ekumenizme-i-granitsakh-tserkvi

[7] «Подводя итог краткому рассмотрению темы «границ Церкви» и норм отношения Церкви к инославной реальности, мы можем сделать вывод, что богословски, святоотечески и исторически наиболее обоснована позиция Патриарха Сергия и протоиерея Георгия Флоровского, на основании которой Русская Православная Церковь и строит свое отношение к инославию» (Основные принципы отношения Русской Православной Церкви к инославию. ПРИЛОЖЕНИЕ (Вопрос о границах Церкви в русском православном богословии). http://sobor-2008.ru/418840/index.html).